Последние отзывы

  40  

— Давай, моя дорогая, — бодро сказал я, поднимая Эффи на ноги. — Я отведу тебя к Фанни. Умоешься, она даст тебе чистую одежду, а потом вернешься домой, пока слуги не проснулись.

Не знаю, слышала ли она меня, но позволила провести себя по тропинке на улицу. Один раз она вздрогнула от какого-то шума за спиной и впилась острыми ногтями в мое запястье, но в основном послушно шла рядом. Я оставил ее у ворот и нашел экипаж. Когда я усаживал Эффи, возница удивленно приподнял брови, но гинея, вложенная в горячую ладонь, быстро положила конец его любопытству; в остальном же редкие прохожие даже не взглянули на нас. Тем лучше.

В доме на Крук-стрит, естественно, горел свет. Весьма хорошенькая рыжеволосая девица открыла дверь и пригласила нас войти. Эффи безропотно последовала за мной. Оставив ее с красоткой, я отправился искать Фанни.

Надо отдать должное Фанни, ее бордель всегда был на высоте: карточная комната, курительная, гостиная, где джентльмены могли отдохнуть в пышной обстановке и побеседовать с дамами. В этих апартаментах она никогда не дозволяла распутства — для такого существовали отдельные комнаты на втором этаже, — а всем, кто не соответствовал ее стандартам, вежливо отказывали от дома навсегда. Я знавал титулованных особ, куда менее разборчивых, чем Фанни Миллер.

Я нашел ее в курительной — ей всегда нравились такие тонкие черные сигары, — одета она была очаровательно и экстравагантно: лиловая шляпа с кистями и смокинг в тон. Две аметистовые заколки едва удерживали копну каштановых кудрей, блестевших на матовом бархате. Кошка у нее на коленях холодно уставилась на меня.

— А, Моз, — пропела она. — Что привело тебя сюда?

— Пустячная проблема, — беспечно ответил я, — и наш общий друг. Простите, что помешал. — Последняя реплика была адресована собеседнику Фанни, пожилому джентльмену с дрожащими руками и хитрой физиономией.

Фанни перевела агатовые глаза с моих грязных ботинок на лицо и снова на ботинки.

— С вашего позволения, — сказала она своему пожилому другу. Оставив сигару в фарфоровой пепельнице и сняв шляпку и смокинг, она последовала за мной в коридор. — Ну, в чем дело? — спросила она куда менее любезно.

— Эффи здесь.

— Что? — Ее глаза сузились и запылали. — Где она? Я не понял ее внезапной ярости и стал вкратце объяснять, что случилось. Она сердито отмахнулась.

— Ради бога, тише! — прошипела она. — Где она?

Я сказал о девушке, с которой оставил Эффи, и Фанни, не взглянув на меня, заторопилась вверх по лестнице, гневно сжав красивые губы.

— Что-то не так? — крикнул я вслед, хватая ее за рукав бархатного платья. Она резко обернулась и хотела отбросить мою руку — но усилием воли сдержалась. Когда она заговорила, голос ее был ядовито спокоен.

— Генри тоже здесь, — произнесла она.

20

Комната казалась странно знакомой. Я плыла, дух мой клубился над телом, словно джинн в бутылочном горле, мне то ли чудились, то ли вспоминались кроватка с лоскутным одеялом, стол, табурет, картины на стене. Моз, Генри, безумие, овладевшее мною на кладбище, — все представлялось сном, в этой обманчивой темноте я и сама была сном во сне. Я смутно помнила, как мы приехали в дом на Крук-стрит, как меня вели наверх… чьи-то заботливые руки; лица; имена. Девушка примерно моих лет, с блестящими медными волосами и изумрудами в ушах — Иззи. Полная добродушная женщина, округлые белые груди в глубоком вырезе корсажа — Виолетта. Китаяночка с гагатовыми волосами и нефритовыми кольцами на каждом пальце — Габриэль Чау.

Я помнила их имена, их голоса, помнила, как мягко смешивались запахи их напудренных тел, когда они раздевали меня и умывали теплой ароматной водой… потом все на время исчезло, и вот я уже умыта и удобно лежу в узкой белой постели, на мне хлопковая детская сорочка с оборками, волосы расчесаны и заплетены на ночь. Я немножко подремала, потом проснулась, зовя маму, — мне снова было десять, и я боялась темноты. Пришла Фанни с каким-то теплым сладким питьем; но в моей голове Фанни перепуталась с мамой, и я тихонько заплакала.

— Пусть он больше не приходит… — умоляла я. — Не пускай его, не пускай плохого дядю!

Я отчего-то боялась, что Генри придет и сделает мне больно, хотя он спал в своей кровати в милях отсюда, и в лихорадочном забытьи я прижималась к Фанни и называла ее мамой, и плакала. Должно быть, в питье был опий, потому что я снова заснула, а когда проснулась, голова звенела, во рту пересохло — и было страшно. Я резко села в постели: кто-то стоит за дверью. Скрипнула половица, в полоске света под дверью я увидела чью-то тень, услышала чье-то хриплое дыхание. Меня охватил неистовый, безумный ужас, я вжалась в спинку кровати, накрывшись целиком, но даже сквозь одеяло дыхание раздавалось у меня в голове, мне казалось, я слышу лязг металла о дерево — это хищник поворачивал дверную ручку. Не в силах отвести глаз, я смотрела, как полоса света становится все шире и шире и на пороге возникает массивный мужской силуэт.

  40