– Как я понял, в вашей… – Зинченко обозначил привычную паузу. – В вашей системе не спешат. Вроде как космонавтов готовят.
Брови старика взлетели вверх. Такое сравнение ему и в голову не приходило. Сильное воображение у бородатого.
– Пожалуй, – согласился он. – В обычном и оптимальном случае.
Это когда будущему тирмену не приходится спасаться от ареста, кочевать по стране, а потом идти на фронт. Когда можно готовить сменщика, не торопясь. Пригреть испуганного мальчишку, зашедшего пострелять по жирафе и саботажнице-карусельке, не спеша обучить его, испытать, дать возможность пройти стажировку. Даниил при тире уже семь лет крутится.
Нет, спешить нельзя. Даже если ты – лучший из лучших.
Такой, как Андрей Канари.
После года работы в Средней Азии бухгалтер Кондратьев устроился в Коврове, на знаменитом оружейном заводе – бывшем Мадсена. Там хотел и осесть. С ним успели связаться, указать на нужного человека, опытного тирмена, чей ученик был вынужден, как и Кондратьев, срочно уехать, спасаясь от верной гибели. Война все перечеркнула. Старику иногда казалось, что Война – сущность одушевленная, третья в компании с Судьбой и той, кого Канари именовал Великой Дамой.
У войны свои планы, свои интересы и расчеты.
Петр Кондратьев стал настоящим, действующим тирменом в конце 1945-го, после демобилизации приехав в Ташкент. Место работы нашлось сразу: тир при Дворце пионеров. Центр города, в прошлом – дворец опального великого князя Николая Константиновича. Местные не любили туда ходить, опасаясь призрака покойного Романова, не смирившегося с национализацией жилплощади.
Призрак Кондратьеву не встретился, хотя Петр Леонидович не возражал против знакомства.
– А у нас воров за бабки коронуют, – внезапно пожаловался господин Зинченко, утирая губы салфеткой. – Представляете? Я как узнал, чуть вообще не завязал. С другой стороны, если подумать, чем я лучше? Нам на свободе долго оставаться не положено. Нельзя зону без смотрящих бросать, беспредел начнется! А я тут сижу, жирком обрастаю, с министрами знакомства вожу… Кофе будете?
– Буду. Если можно, «Пале-Рояль», – машинально ответил старик.
В ответ послышалось ироничное хмыканье.
Кондратьев слишком поздно вспомнил, что он во французской кухне «не слишком».
– Я ведь из-за чего озлился, Петр Леонидович. Не из-за «минус второго», чтоб его! Любка, гадина! Дома, мол, посижу, надоело! Я после «минус второго» домой поехал, а она – шасть! И знаете, куда? К вам, в тир, к Даниле вашему! Мне позвонили, доложили. Вначале я озверел. Обидно! Я ее из шалашовок поднял, а она на сопляка позарилась!.. Только не говорите, что ей пострелять приспичило!
– Не скажу.
Старик задумался. Потом резко поднял голову.
– Любовь Васильевна вас предавала? Обманывала? Когда-нибудь дала повод усомниться?
Ушастую интриганку защищать не хотелось. Пусть получает по полной, мадам Кали, не жалко! Ишь, удумала: к нашим мальчикам за нашей спиной клинья подбивать!..
Но, кроме Войны, Судьбы и Великой Дамы, была еще Справедливость.
– Вы с ней знакомы много лет. Она ведет ваши дела, вы ей доверяете. Она из-за вас жизнью рискует, между прочим. Почему надо думать о человеке плохо?
Зинченко шевельнул могучими плечами. Вроде как поежился от холода.
– Потому, что люди – сволочи! Чем я лучше? Любка мужика ищет, молодого и сильного, чтоб пригрел, дал и себя малолеткой почувствовать. Эх, Мурка, Маруся Климова! А на моем кусте одна почка, и та – траченая… Сами знаете! Сволочи – люди. Если не все, так десять на дюжину!
– Нет.
Петр Леонидович сказал это тихо-тихо, почти шепотом. Но и шепота хватило. Осекся растревоженный господин Зинченко, моргать начал. А как бросил моргать – углом рта дернул, прежде чем разговор продолжить:
– Правильная, вижу, ваша система, Петр Леонидович. Воспитали вас, как из бетона вылили! Так, поди, всю жизнь прожили? – честным, в кепке за рупь двадцать? Мне, между прочим, Люба ваш список послужной показывала. Извините, глянул, не удержался. Штирлиц, ей-богу! А что взамен? Бабки платят, крышуют? Не мало? Что еще? Поделитесь, а?
Темные глаза авторитета смотрели в упор.
Старик безмятежно улыбался. Что взамен? Не впервые спрашивают…
– Медицинская страховка. Сами на мой возраст намекали. А у меня в поликлинике даже карточки нет.
– Везет вам!.. – Авторитет поморщился, коснулся рукой спины. – Ноет, зараза! Эх, если бы по сто лет жизни давали! Или по сто двадцать. А что? Жил по понятиям, не ссучился – на тебе, дорогой человек, законный век с хвостиком. Ну, такое разве что в сказках бывает…