101 
Он стрельнул в меня злобной улыбочкой.
— И в чем же твой презренный план? — спросил он по-французски. — Услать меня в туманный рай, в который ты отправил Патси?
— Хммм… С чего бы я стал печься о спасении твоей души? — спросил я. — К тому же, я уже говорил, что привык к тебе. И я чувствую особую привилегию, что ты удостаиваешь меня тет-а-тет, не важно, откуда ты заявился. К тому же с тобой Стелла, а ей я всегда рад.
— Ах, ты такой милый, — сказала маленькая Стелла. Она подняла куклу в руках. — Ты же знаешь, Душка, что в тебе есть некая неразрешимая загадка.
— Объясни, — сказал я. — Философствующие дети неизменно доставляют мне удовольствие.
— Не будь так уверен, что я способна к философским выкладкам, — одновременно хмурясь и улыбаясь, сказал Стелла.
Она уронила куклу на колени. Подняла, а потом медленно опустила плечи.
— Вот, что я о тебе думаю, Душка. У тебя есть совесть, но нет души, которая бы ее поддерживала. Уникальный случай, должна заметить.
Мое тело затрепетало от мрачного озноба.
— Где моя душа, Стелла? — спросил я.
Мне показалось, что она растерялась, но потом она сказала:
— Запуталась! Угодила в ловушку! Но твоя совесть освободилась от души. Это просто чудо.
Джулиан улыбнулся.
— Мы найдем способ перерезать путы, — сказал он.
— Ах, так ты хочешь спасти мою душу? — спросил я.
— Мне безразлично, куда отправится твоя душа, когда покинет землю, — ответил Джулиан. — Разве я тебе не говорил? Я чувствую материальную оболочку, которая оживает благодаря порочной крови, аппетит, который эту кровь разгоняет, и необъятную гордыню, которая подхлестнула тебя забрать мою племянницу.
— Ты вне себя, — сказал я. — Помни, что с тобой ребенок. Ведь ты преследуешь какую-то цель, когда берешь ее в свидетели. Веди же себя прилично.
Повернулась дверная ручка. Они исчезли. Такие необщительные застенчивые существа.
Кукла упала на диван, а так как у нее не было ни локтей, ни коленей, то выглядела она душераздирающе покинутой, когда уставилась несчастными нарисованными глазами в равнодушное пространство комнаты.
Вошли Квинн и Мона.
Квинн переоделся в узорчатый вязаный свитер и простые слаксы, так как приходилось считаться с охлаждающей мощью кондиционеров. Мона же осталась в своем великолепном черном платье, ее бледное лицо и руки сияли. Теперь одна из камей была закреплена у нее на шее, большая и очень красивая, из белого с голубым сардоникса.
— Мы теперь можем поговорить? — очень вежливо спросил Квинн.
Он с величайшим сочувствием посмотрел на Мону, потом его взгляд вновь обратился ко мне.
Я осознал, что Квинн очень верно описал мне в начале нашего знакомства свои чувства к Моне.
Ее печаль, да и она сама, счастливая ли, несчастная ли, — продолжала вытеснять собственные тревоги Квинна и переживания, теснившие его сердце. Она продолжала владеть им безраздельно, особенно теперь, когда он потерял тетушку Куин и своего двойника — Гоблина. Что бы маленький скорпион мне ни сделал, его любовь к ней оставалась незамутненной.
Как еще объяснить, ту легкость, с которой он воспринял тот факт, что я из чистейшей блажи узурпировал восхитительную кровать тетушки Куин?
Я придвинулся к подушкам, пока не прижался к ним, заняв вертикальную позицию, ноги я свободно вытянул вперед, скрестив лодыжки. Я кивнул. Нечасто мне доводилось видеть собственные ноги в черных носках. Никогда раньше я не замечал в них ничего особенного. Но теперь они показались мне очень маленькими для двадцать первого века. Досадно. Хотя шесть футов все еще считается хорошим ростом.
— Я хочу сказать, что обожал тетушку Куин, — пробормотал я. — Я спал на покрывале. Я был выбит из колеи.
— Возлюбленный босс, ты чудесно здесь смотришься, — благожелательно сказал Квинн. — Считай это место своим. Ты знал тетушку Куин. Она спала целыми днями. Все окна задернуты непроницаемыми жалюзи, скрытыми красивыми шторами.
Эти слова оказали на меня очень успокоительный эффект. Я незаметно дал ему это понять.
Он сел на скамеечку перед столиком тетушки Куин, спиной к большому круглому зеркалу, отражавшему мягкий свет. Мона устроилась на диване очень близко к кукле, которую недавно бросил призрак Стеллы.
— Ты теперь отдохнул? — спросила Мона, изображая благовоспитанную особу.
— Сделай что-нибудь полезное, — пренебрежительно сказал я Моне. — Возьми эту тряпичную куклу и посади ее хорошенько, чтобы она не выглядела такой потерянной.
101 
