— Этих проклятых псов вырвало прямо в прачечной! — орал он.
— Это все твой пес, — крикнул ему из окна Коут. — Мою собаку никогда не рвет!
— Это, наверное, Трампер, — предположила из бильярдной Тюльпен. — Он не ложился спать всю ночь! Его что-то беспокоило! Это Трампера вырвало в прачечной!
Богус запротестовал, настаивая на своей непричастности к этому грязному делу, но все принялись орать, что во всем виноват он. Кольм явно остался доволен дурачеством взрослых. Собаки принялись беситься, валяя друг друга в снегу. Богус взял сына за руку, и они начали осторожно, то и дело скользя, подниматься к дому.
В кухне творилось настоящее столпотворение. Собаки яростно грызлись перед дверью, и Кольм, желая еще большей кучи-малы, пронзительно свистнул в свисток; Ральф громогласно заявил, что виноградинка Мэтью стала больше. Женщины в один голос потребовали, чтобы все, кроме детей, вместо завтрака попостились. Они уже принялись за приготовление праздничного обеда. Бигги и Тюльпен, каждая выставив гордо голую грудь, кормили своих младенцев, придерживая их на подрагивающих бедрах. Мэтью приготовила завтрак для Кольма и отругала Ральфа за то, что он не убрал за собаками.
Ральф, Коут и Богус слонялись без дела, нечесаные, слегка попахивая перегаром. Мэтью, Бигги и Тюльпен, одетые не в платья, а в халаты и ночнушки, выглядели слегка растрепанными и взъерошенными — ночная истома еще улавливалась вокруг них.
Богус задавался вопросом: чего бы он мог еще хотеть? Но кухня казалась не самым удачным местом для размышлений — повсюду были тела. И что с того, если собачья рвота так и не убрана в прачечной! В хорошей компании многое можно стерпеть.
И, все еще не забывая о своих шрамах, старых гарпунах и других острых предметах, Богус Трампер осторожно улыбнулся, наблюдая вокруг себя возню этих здоровых и крепких тел.