К ней подошел мой отец. Ее прикрыли, лоскуты и тряпки, принесенные для родов, убрали. Он обнял ее. «Почему здесь? — плакала она. — Разве мы что-то сделали не так? И нас теперь наказывают за это? Почему в этом хлеву? Как так могло случиться?» Вот что она спрашивала. И он не знал, что ответить.
Понимаешь? Ангел явился ей и возвестил о твоем рождении, а роды случились в хлеву.
— Понимаю, — ответил я.
— Слушать, как она рыдала, было невыносимо, — повторил Иаков. — И мой отец не знал, что сказать ей. Но вдруг открылась дверь, и в хлев ворвался холодный воздух, и все укутались плотнее и закричали, чтобы дверь закрыли. Оказалось, что пришли какие-то мужчины и с ними мальчик со светильником в руках. Это были пастухи. Их ноги были обернуты овчиной, чтобы не замерзнуть на снегу, и так все догадались, что они пастухи.
Ты, конечно же, знаешь, что пастухи никогда не оставляют свое стадо, во всяком случае, не посреди ночи, не зимой, но они все бросили и пришли в хлев, и лица у них были такие, что все, кто был в хлеву, поднялись и собрались вокруг них, все до единого. И я тоже.
Можно было подумать, что светильник зажег их лица! Никогда я не видел таких лиц!
Они направились прямо к яслям, где лежал ты, и посмотрели на тебя; и они опустились на колени, и коснулись земли головами, и подняли руки кверху.
Они вскричали: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!»
Все уставились на них.
Твоя мать и мой отец ничего не сказали, только посмотрели друг на друга. А потом пастухи поднялись на ноги, повернулись направо, потом налево, рассказывая всем, что к ним в поле явился ангел, прямо посреди снега, где они караулили свой скот. Никто не остановил их рассказ. И все, кто находился в ту ночь в хлеву, столпились вокруг пастухов.
Один из них поведал, что ангел сказал им: «Не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь; и вот вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях».
Иаков замолчал.
Весь его облик переменился. Исчезли, как и не бывало их, всякий гнев и слезы. Лицо его смягчилось, а глаза широко раскрылись.
— Христос Господь, — повторил он. Он не улыбался. Он вновь оказался в Вифлееме, в ту самую минуту, и он был сейчас с пастухами. Голос его был тих и полон умиротворенности.
— Христос Кириос, — повторил он на греческом языке, ведь мы с ним говорили на нем большую часть наших жизней. — Радость переполняла их, тех пастухов. Восторг. Вера. Никто не мог усомниться в их словах. Никто.
Иаков умолк. Казалось, воспоминания полностью захватили его.
Я не мог вымолвить ни слова.
Так вот что скрывали от меня. Да, и я знал, почему скрывали. Но теперь мне известно начало, и я намерен узнать все остальное! Я должен узнать, что сказал ангел, явившийся моей маме. Я должен знать все. Я должен знать, почему я обладал властью забирать и давать жизни, властью останавливать и призывать дождь и снег, если я вообще обладал ею, и что мне с этой властью делать. Я больше не мог ждать. Мне необходимо знать.
И больше всего меня пугали слова, сказанные Клеопой, — о том, что мне придется давать ответы людям.
Все эти сведения и чувства уже не умещались в моей голове. Я даже не знал, как задать вопросы, которые пока оставались без ответа.
И Иаков, мой брат, вдруг показался мне маленьким, хотя стоял рядом со мной. Он превратился в нечто хрупкое и далекое. На мгновение я ощутил, что вообще далек от всего того, что окружает меня, — от этого холма, травы, горных вершин за Иерусалимом, от обрывков песен и музыки, доносившихся издалека, и от всплесков смеха, — но что все это бесконечно прекрасно и что я люблю все это и люблю моего брата Иакова, особенно его. Я люблю его всем сердцем и понимаю его и его печаль. Он снова заговорил, и глаза его двигались, как будто он видел то, о чем рассказывал.
— Те пастухи, они сказали, что Небеса полны ангелов. Что в Небесах сонм ангелов. Они воздевали руки кверху, когда говорили это, словно снова видели ангелов. И они сказали, что ангелы пели такие слова: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!»
Иаков склонил голову. Плакать он перестал, но слезы оставили его усталым и опустошенным.
— Ты только вообрази, — сказал мой брат по-гречески. — Небеса от края и до края. И они видели это и пришли в Вифлеем в поисках младенца, что лежал в яслях, как велели им ангелы.