Я ждал.
— Как же я мог ненавидеть тебя за это? — вопросил Иаков у самого себя.
— Ты был тогда совсем маленьким мальчиком — еще младше, чем я сейчас, — предположил я.
Он мотнул головой.
— Ты слишком добр ко мне, — проговорил Иаков едва слышно. Я еле разбирал его слова. — Я не заслужил твоей доброты. Я плохо относился к тебе.
— Но ты же мой старший брат, — напомнил я.
Краем туники он вытер еще влажное лицо.
— Нет, — сказал Иаков. — Я ненавидел тебя, — повторил он. — А это грех.
— А куда делись те люди, пастухи, которые рассказали об ангелах? — спросил я. — Где они сейчас? Как их зовут?
— Не знаю, — ответил брат. — Они потом ушли, в снегопад. И на своем пути рассказывали всем то же самое, что и нам. Они вернулись к своим стадам. Они должны были вернуться. — Он смотрел на меня. В лунном свете я увидел, что ему стало чуть легче. — Но понял ли ты, как обрадовалась твоя мать? Нам было знамение. И она уснула рядом с яслями, где лежал ты.
— А Иосиф?
— Называй его отцом.
— А отец?
— Он был таким, как всегда: слушал, мало говорил. И когда люди в хлеву стали расспрашивать его, он не дал им ответов. Люди подходили один за одним, опускались на колени, чтобы посмотреть на тебя, и молились, а потом возвращались на свои места, в углы хлева, под одеяла. На следующий день мы нашли другое жилье. Но все в городе уже знали о тебе. К нам в дверь постоянно стучали, просили разрешения взглянуть на тебя. Приходили даже старики, еле держащиеся на ногах. Приходили юные мальчики. Но Иосиф сказал, что мы не задержимся в Вифлееме надолго. Дождемся только, когда тебе можно будет сделать обрезание и принести жертву в храме. И волхвы с востока тоже пришли в тот дом. Если бы только волхвы не сказали Ироду…
Неожиданно Иаков замолчал и отвернулся от меня.
— Если бы только волхвы не сказали Ироду что? Что дальше?
Но больше он ничего не успел мне сказать. По склону к нам медленно поднимался Иосиф. Я узнал его в темноте, по шагам.
— Что-то вы надолго пропали, — сказал Иосиф. — Возвращайтесь. Я не хочу, чтобы вы бродили далеко от нашей стоянки.
Он ждал нас.
— Я люблю тебя, брат мой, — сказал я Иакову.
— И я люблю тебя, брат мой, — ответил он. — И я никогда больше не буду тебя ненавидеть. Я не буду завидовать тебе. Зависть — отвратительное чувство, ужасный грех. Я буду любить тебя.
Иосиф зашагал к стоянке.
— Я люблю тебя, брат мой, — повторил Иаков, — люблю тебя, кем бы ты ни был.
«Кем бы я ни был! Христос Господь… не сказали Ироду».
Иаков положил руку мне на плечо. И я тоже обнял его.
И разумеется, идя вслед за Иосифом в лагерь, я понимал, что Иосиф не должен знать о том, что Иаков рассказал мне все эти вещи. Иосиф всегда был против этого. Он предпочитал не говорить ни о чем. Он пытался жить сегодняшним днем.
Но я должен узнать и все остальное! Я должен знать, из-за чего мой брат ненавидел меня долгие годы, почему раввины останавливали меня в дверях школы и расспрашивали о том, кто я такой.
И не эти ли странные события заставили Иосифа перебраться со всей семьей в Египет? Нет, не может быть.
Даже если обо мне говорил весь Вифлеем, мы могли бы уйти в другой город. Мы могли бы вернуться в Назарет. Да, а как же ангел, которого видела моя мама?
У нас же были родственники здесь, в Вифании. И не только богатые священники. Тут жила и Елизавета. Почему мы не пошли к ней? А, ведь тогда люди Ирода убили Захарию! Неужели Захария погиб из-за тех рассказов? Из-за рассказов о том, что на свет родился ребенок, который был Христос Господь! О, если бы я лучше запомнил, что говорила нам Елизавета в прошлом году о том, как прямо в храме убили Захарию!
Сколько же еще мне придется мучиться в неведении?
Позже в ту ночь я лежал на одеяле с закрытыми глазами и молился.
В голове моей проносились все известные мне высказывания пророков. Я знал, что цари Израиля были помазанниками Господа, но ангелы их не возвещали. Нет, ведь царей не рождала женщина, никогда не бывшая с мужчиной.
Наконец я уже не мог больше думать. Слишком много непонятного.
Я смотрел на звезды и пытался разглядеть среди них сонм ангелов, поющих Небесам славу. Я молился о том, чтобы ангелы пришли ко мне, как приходят они к любому человеку на земле.
Бесконечная благодать вдруг снизошла на меня, в душе настал покой. Я подумал: «Весь мир есть храм Господень. Все сущее есть Его храм».