127 
— Беда в том, что я к тебе страшно привязываюсь, — сказал Руперт.
— Обожаю эти твои недомолвки! Да, милый, что-то такое чувствуется и по письмам. Но если на то пошло, то и я начинаю к тебе привязываться.
— Мне так хорошо с тобой. И раньше было хорошо, случившееся ничего тут не меняет…
— Да уж я думаю!
— Тебе удается сохранять изумительное спокойствие…
— Нам надо привыкнуть друг к другу, привыкнуть по-новому, глубже, лучше, чем раньше. Руперт, все хорошо, верь в это.
— Твоя твердость, твое спокойствие заставляют поверить. И все-таки чего-то я не понимаю, не могу понять. Исходя из того, что ты меня любишь…
— А я люблю тебя, Руперт, люблю…
— Чувствуя… что я сам… взволнован…
— Ну вот, опять! Как это мило, что ты взволнован!
— Я… или мы создаем некую ситуацию. Драматичную, быстро меняющуюся ситуацию, которая позже может вдруг выйти из-под контроля.
— По-моему, в данный момент мы должны просто сдаться на ее милость.
— Не уверен, — возразил Руперт. — И вижу только один безусловно надежный способ обезопаситься от возможного хаоса.
— Какой же?
— Рассказать Хильде.
Морган молчала. Она боялась, что Руперт предложит это. И одна мысль о таком повороте была для нее мучительна. Нельзя, чтобы Хильда знала. Любовь Руперта сразу же потеряет большую половину своей привлекательности. Острота ее собственной близости с Хильдой исключала возможность таких откровений. Что бы ни означал этот странный, волнующий поворот ее жизни, участие Хильды испортит все безвозвратно. Как же отговорить Руперта, не раскрывая этих своих чувств?
— Это просто один из возможных ходов, — сказал Руперт. — Я сам не знаю, что именно…
— Мы не можем причинить Хильде такой боли. Ее страдание, тревога, сопереживание? Нет, ни за что!
— Хильда любит тебя. И в каком-то смысле мы наносим ей оскорбление, исходя из того, что она не сумеет понять твоих чувств.
— Моих чувств? А не подумать ли о твоих чувствах? Нет, Руперт, такое — выше сил человеческих. И здесь столько непредсказуемого. Это могло бы и впрямь искорежить ваш брак… искорежить его еще больше… ведь как раз этого мы и пытаемся избежать.
— У меня каша в мыслях, — сказал Руперт. — Если бы я хоть понимал себя! Если бы был уверен в своих эмоциях…
— В последнем письме ты выразил эти эмоции очень ясно.
— Мои письма спокойнее, чем мое сердце.
— Ну тогда твое сердце просто в опасности.
— Как ты все замечательно чувствуешь, Морган. Дорогая, мне сейчас лучше уйти. Я должен все хорошенько обдумать.
— Ты бесконечно повторяешь это. Руперт, но ты не откроешься Хильде, не предупредив меня?
— Нет-нет. Возможно, ты права, и лучше ничего не говорить ей. Во всяком случае, пока все не сгладится.
— Я рада, что ты со мной согласился. А знаешь, тебе к лицу этот твой озабоченный вид. Ты похож на озадаченного плюшевого зверька.
— Именно так я себя и чувствую: озадаченным зверем.
— А глаза синие-синие. Волосы у тебя выгорают на солнце, а глаза — синеют.
— Боже мой, как я хотел бы, чтобы все было проще! — сказал Руперт. — До свидания, позвони мне.
Они стояли у самой двери.
— Руперт, прости меня, это, может быть, и не честно, но мне просто необходимо тебя обнять. — Морган прильнула к его груди и охватила его руками. Руперт закрыл глаза, и какое-то время они простояли, обнявшись, в молчании.
9
— Ты куда?
— К Джулиусу. Он попросил зайти сегодня вечером. «Заглянуть», как он это называет. Я согласился, потому что считал, что ты тоже уходишь. Мне казалось, собрание вашего комитета назначено на сегодня.
— Да. Но начнется в половине десятого. Забыла сказать: звонил Саймон.
— Передал что-нибудь мне?
— Ничего. Просто сказал, что, к сожалению, не сможет все-таки заняться нашей ванной. Похоже, он утратил интерес к нашим дизайнерским проблемам.
— Похоже, он утратил интерес к нам. Но что поделаешь, пусть все идет как идет.
— Да, пусть все идет как идет. Ты здоров, Руперт? Ты почти не притронулся к ужину.
— Я в полном порядке.
— Возвращайся не слишком поздно…
Дойдя до двери, Руперт вернулся и с серьезным выражением лица поцеловал жену. Потом наконец вышел и оставил за собой дверь открытой. В дом потянуло прохладным вечерним воздухом.
127 
