ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мои дорогие мужчины

Книга конечно хорошая, но для меня чего-то не хватает >>>>>

Дерзкая девчонка

Дуже приємний головний герой) щось в ньому є тому варто прочитати >>>>>

Грезы наяву

Неплохо, если бы сократить вдвое. Слишком растянуто. Но, читать можно >>>>>

Все по-честному

В моем "случае " дополнительно к верхнему клиенту >>>>>

Все по-честному

Спасибо автору, в моем очень хочется позитива и я его получила,веселый романчик,не лишён юмора, правда конец хотелось... >>>>>




  133  

— Слушай.

Вблизи почти полную луну испещряли листья на верхушке вяза. В глинистых берегах слабо журчала река, звенел вдали фонтан.

— Чудесно, — отозвалась Марджори.

— Раз или два, — проговорил Toy, — мне приходилось переживать моменты, когда безмятежность, гармония и… и великолепие казались сутью вещей. Ты когда-нибудь испытывала подобное?

— Думаю, что да, Дункан. Однажды я отправилась с друзьями в Кэмпсиз и отстала от них. Стоял чудесный теплый день. Мне кажется, я тогда чувствовала что-то такое.

— Но неужели при этом всегда нужно быть одному? Разве любовь не позволяет нам разделить это наслаждение с кем-то еще?

— Не знаю, Дункан.

Toy посмотрел на нее.

— Да. Пойдем, — ласково предложил он. — И пожалуйста, возьми меня под руку.

За мостом дорога разделялась надвое: на развилке стоял памятник Карлейлю. Неотшлифованный гранитный столб завершался бюстом пророка. Лунный свет инеем ложился на его лоб, бороду и плечи, оставляя худые щеки и запавшие глазницы во мраке. Toy, воздев свободную руку, потряс в воздухе кулаком и прокричал:

— Убирайся, ты, соглядатай! Убирайся прочь, предатель Демократии!.. Он меня всюду преследует, — пояснил он Марджори и помог ей перебраться через запертые ворота на освещенную улицу.


Когда они проходили мимо университета, Марджори спросила:

— Дункан, ты много общался с девушками?

— Не очень и всегда на один лад.

Он весело, в шутливых тонах рассказал о Кейт Колдуэлл, Молли Тирни и Джун Хейг. Марджори перемежала его рассказ тихими вздохами: «Ох, Дункан, Дункан».

— Вот, о девушках я все тебе выложил, — заключил он.

— Ох, Дункан.

В голосе Марджори звучала такая сочувственная жалость, что Toy начал подозревать, не свалял ли он дурака.

— Знаешь, Дункан, — сказала Марджори, — мне кажется, ты слишком боязлив. Помнишь, когда мы возвращались из кино, ты спросил, можно ли взять меня за руку?

— Помню.

— Не надо было спрашивать. Я знала, что тебе этого хочется. Любая девушка позволила бы это без всякого спроса.

— Понятно.

— С поцелуями почти то же самое. Если девушка чувствует, что ты испуган и встревожен, ей это передается.

— Как натурщица, которая смущается, когда ее рисует смущенный студент.

— Да, похоже.

Toy остановился и схватил Марджори за руку:

— Марджори, ты будешь мне позировать? Обнаженной. — Марджори взглянула на него большими глазами. — Я не буду смущаться, — торопливо продолжал Toy, — но ты необходима для моей картины. Профессиональные натурщицы хороши для практики, но выглядят киноактрисами. А мне нужна красавица, но далекая от модных стандартов.

— Но, Дункан… Я вовсе не красавица.

— Красавица. Убедишься сама, если я тебя нарисую.

— Но, Дункан… Я… Я… У меня на боку уродливое родимое пятно.

Toy нетерпеливо замотал головой:

— Кожная пигментация не имеет никакого значения. — Беспомощно хохотнув, он добавил: — Ты должна это сделать, чтобы мы сравнялись. Я только что перед тобой разделся догола — словесно.

— Ох, Дункан! — Марджори улыбнулась с ласковым сочувствием и вздохнула: — Дункан, я согласна.

Они двинулись дальше.

— Хорошо. А когда? На следующей неделе?

— Нет, через две. Я сейчас очень занята.

— В понедельник?

— Нет. Давай… в пятницу.

— Ладно. Около семи?

— Да.

— Я должен буду тебе напомнить?

— Нет, я… Я точно не забуду, Дункан.

— Хорошо.

У калитки в сад Марджори подняла лицо. Toy скользнул щекой по ее щеке и пробормотал:

— Мы еще не созрели для губ. Мои застывают, когда я касаюсь твоих. Обними меня, пожалуйста.

Они прижались друг к другу, и щекочущее прикосновение уха Марджори к его щеке током пробежало по телу Toy. Он учащенно задышал. Марджори прошептала:

— Ты счастлив, Дункан?

— Ага.

У обочины тротуара остановился автомобиль. Бросив на него взгляд искоса, Toy и Марджори увидели недвижный профиль сидевшего за рулем профессора. Со смехом они разжали объятия.


На расширенном варианте картины должны были предстать Блэкхилл, Риддри, Кэмпсай-Феллз и Кэткин-Брэс, а в центре с обеих сторон — толпы вокруг шлюзов. На ста пяти квадратных футах холста Toy проводил, переплетал, стирал и заново проводил сеть голубых, серых и коричневых линий. Как-то вечером, когда он хмуро вглядывался в картину, появился Макалпин.

  133