135 
— С ней все кончено, — отрубил Toy.
— Очень умно.
— Но я еще не знаю, как попрощаться.
— Не беспокойся. Просто больше не здоровайся.
— Нет. Мне нужна определенность.
— Незачем ломать голову, Дункан. Через три-четыре часа солнце уйдет. Пошли на этюды.
— Нет.
Макалпин ушел, и после гражданской войны Toy возглавил комитет по реконструкции. На месте снесенных банков были разбиты скверы с журчащими фонтанами. На задних дворах установили скамейки и шашечные столы под открытым небом для пожилых людей; устроили пруды для гребли и песочницы для малышей; открыли некоммерческие общественные прачечные для домохозяек. Увеселительные судна с небольшими оркестрами курсировали по каналу от Риддри до островов на Клайде. Марджори встречала имя Toy в газетах, слышала его голос по радио, видела его лицо в кинохронике; она была им окружена со всех сторон, он формировал ее мир, но коснуться его она не могла. Затем Toy, задремав, увидел во сне пугающую сумрачную страну с нескончаемыми дождями. Toy пытался бежать оттуда с маленькой девочкой, которая оскорбила его и предала. Став взрослой, она воссела в бриллиантах на трон в темном старинном доме. Она послала в погоню за ним своего косолапого дворецкого. Крошечный Toy метался из комнаты в комнату, захлопывая за собой одну дверь за другой, но неторопливые прихрамывающие шаги неумолимо приближались. Наконец Toy забрался в буфет, откуда выйти было уже некуда, и изо всех сил вцепился в ручку. К ногам его подступила ледяная вода.
Toy проснулся в темноте; постель наполовину сползла на пол. На небе через окно виднелись три звезды, со стороны пруда доносился нестройный гусиный гогот. Плотнее завернувшись в одеяло, Toy облегчил себе дыхание с помощью таблетки эфедрина и принялся воображать Марджори рабыней в роскошном борделе, где он пытками принуждал ее к бесстыдным любовным актам. При повторной мастурбации Марджори превратилась в Джун Хейг, на третий раз — в мальчика. Испытывая к себе омерзение, Toy тупо глазел на потолок вплоть до рассвета, потом снова заснул. Было воскресенье, поэтому в мастерскую пришли студенты — рисовать и болтать за чашкой кофе. Toy делал вид, что читает лежа; на самом же деле он мысленно сочинял обращенные к Марджори прощальные речи — шутливые, патетические, стоические, холодно-оскорбительные и гневно-безумные. Вечером явился Макбет. Его исключили из художественной школы за пьянство; обессиленно рухнув в кресло, он поинтересовался:
— Что это творится с Дунканом? Лежит бревно бревном.
— Ш-ш. Он порывает с Марджори, — прошептал Макалпин.
— А с какой стати, Дункан? Никак под юбку не залезть? Не дает тебе вставить?
— Да нет. Может, и так. Не знаю.
— Послушай меня, Дункан. Слушай, слушай внимательно. Вставить — еще не главное. Я с семнадцати лет постоянно вставляю. Если Молли от меня воротит нос, не думай, что я без этого обхожусь. Просто иду на Бат-стрит. За неделю вставляю два, три, четыре раза, но это еще не самое главное. — Макбет прищелкнул пальцами. — Марджори — славная, держись за нее, дает она тебе или нет.
— Она меня не любит, — пробормотал Toy из-под одеяла.
— А вот это тяжко, согласен. Не дает, да к тому же еще и не любит — куда уж хуже.
В понедельник Toy встретил Марджори на школьной лестнице. Мысленно он настолько отделил ее от себя, что вид хорошенькой улыбающейся девушки поверг его в замешательство, словно она воскресла из мертвых.
— Привет, Дункан! Прости меня за пятницу. Джанет сказала тебе, почему я не смогла прийти?
— Да, сказала.
— Сегодня после завтрака у нас спевка. Ты в столовую?
— Вроде бы.
Марджори улыбалась так ослепительно, что это не могло не отразиться на лице Toy, однако в столовой он сидел рядом с ней и Джанет Уир молча, рисуя на столешнице.
— Вечером мы с Джанет идем в оперу, — сообщила Марджори.
— Прекрасно.
— Места мы не забронировали, придется постоять в очереди за билетами на балкон.
— Прекрасно.
Джанет отправилась за сигаретами.
— Эйткен с нами не идет — он ненавидит оперу. А ты, Дункан, ведь ее любишь?
— Да.
Марджори придвинулась к нему поближе:
— Дункан, знаешь, я готова тебе позировать, когда тебе захочется.
— Марджори, давай прекратим это. — Нажимая на карандаш, Toy сгустил тень под глазом и добавил: — Нам лучше избавиться друг от друга.
135 
