— У Сэнди режутся зубки, — отозвался Ланарк.
— Уже ухожу, хозяйка, — заверил гость и ушел.
Рима переменила Александру подгузник, угрюмо бросив:
— Тебе ничего нельзя доверить.
— Но я его покормил. Я присматривал за ним.
— Ха!
Ланарк следил за ней, лежа в кровати. Он уже протрезвел, и в груди снова закололо, но все же он чувствовал благодарность и облегчение. Помолчав, он спросил:
— Тебе понравились танцы?
— Танцы?
— Ты говорила, что пойдешь танцевать вместе с Фрэнки.
— Да? Может быть. Но с Фрэнки я не встретилась и отправилась искать жилье вместе с этим, как бишь его… С жирным воякой. Макпейком.
— Макпейком?
— Он тусовался вместе с нами в старой «Элите». Нынче на месте «Элиты» шоссе. Большой забетонированный ров, больше ничего. Они в самом деле решили поставить здесь все с ног на голову.
— Нашлись подходящие квартиры?
— Таких сотни, все красивые и с мебелью. Но у нас нет денег, так что я зря потратила время. Ты это собирался сказать?
— Нет, конечно, нет.
Она устроила Александра в коляске и приняла унылую позу, с опущенной головой и скрещенными под грудью руками. Ощутив укол нежности и желания, Ланарк шагнул к ней, простирая ладони и шепча:
— Рима улыбнулась, вскочила и затанцевала ему навстречу с простертыми руками, норовя его ущипнуть.
— О Рима, дорогая, — зачмокала она, — дорогушечка-пампушечка, душечка-лапушечка, давай самую чуточку предадимся любови-моркови…
Ланарк со смехом стал обороняться от болезненных щипков, пока они с Римой, обессиленные, не упали на кровать. Чуть помолчав, он грустно спросил:
— Я в самом деле такой?
— Боюсь, что да. Ты очень дерганый и жалкий.
Она вздохнула и стала расстегивать кофту.
— Так или иначе, если желаешь, давай хоть ненадолго предадимся любви.
Удивленно глядя на нее, Ланарк отозвался:
— Я не могу предаться любви: ты заставила меня почувствовать себя маленьким и смешным.
— Я заставила тебя чувствовать себя смешным? Правда? Вот здорово. Я просто в восторге. Это ты все время заставляешь меня чувствовать себя маленькой. Ты никогда не считался с моими чувствами, никогда. Вытащил нас из места, где были все условия, невзлюбил, видите ли, тамошнюю пищу, и что хорошего из этого вышло? Мы питаемся тем же, чем и прежде. Ликовал, когда я родила тебе сына, и не можешь даже обеспечить его жильем. Вовсю меня используешь и убежден, что ты безупречен, во всем и всегда прав. Угрюмый зануда, без капли юмора, однако желаешь, чтобы я гладила тебя по голове и приговаривала, что ты большой и важный человек. Нет уж, прости. Осточертело.
Рима вернулась к коляске и вновь принялась за вязание.
Ланарк сел на постели, пряча лицо в ладонях.
— Это преисподняя.
— Да. Знаю.
— Мне хотелось, чтобы ты меня полюбила.
— Ты считаешь это самим собой разумеющимся, а я так не могу. Ты не знаешь, как вызвать у меня любовь. Другие это умеют, а ты нет.
Подняв взгляд, Ланарк спросил:
— Какие другие?
Рима продолжала вязать. Он встал и крикнул:
— Какие другие?
— Могу сказать, если не закатишь истерику.
Александр выпрямился и с интересом спросил:
— Папа собирается закатить истерику?
Ланарк молча потряс головой и прошептал:
— Мне нужно уйти.
— Да, наверное, — кивнула Рима. — Поищи работу. Тебе она нужна.
На пороге он обернулся, надеясь поймать дружеский или одобрительный взгляд, но лицо Римы выражало застывшую муку, и он только кивнул на прощание.
— До свидания, папа, — небрежно попрощался Александр.
Ланарк махнул ему, чуть помедлил и вышел.
Глава 38
Большой Унтанк
Тенистый неф выглядел громадным и пустым, однако у выхода Ланарк заметил Джека, который сидел на купели. Ланарк думал ограничиться небрежным кивком на ходу, но Джек так откровенно стал его разглядывать, что он остановился и напряженным голосом спросил:
— Не скажете ли, где найти биржу труда?
— Биржи труда сейчас называются иначе: центрами занятости, — пояснил Джек, спрыгивая вниз. — Я вас отведу.
— А Ритчи-Смоллет без вас обойдется?
— Может, и нет, но я без него обойдусь. Я легко меняю работодателей.
Джек повел Ланарка через территорию собора к автобусной остановке на краю площади. Ланарк сказал: