Последние отзывы

  246  

У самой вершины косогора Ланарк запыхался. Дерновый ковер тут и там был разорван невысокими выступами скалы. На одном из них стоял бетонный триангуляционный пилон, к которому прислонил спину Александр. По виду он словно бы мирно отдыхал на софе у себя дома. Сначала он как будто не замечал Ланарка, но потом приглашающим жестом похлопал по поверхности скалы, а когда Ланарк сел рядом, прильнул к нему, и они долгое время вместе любовались пейзажем. Хотя они смотрели с высокой точки, море едва виднелось на горизонте темной полоской. Перед ними простирались обширные низкие холмы, используемые как пастбище, за защитными лесополосами лежали в долинах наполовину сжатые хлебные поля. Напротив Ланарка с Александром, у подножия крутого склона, виднелся город с красными крышами, кривыми улочками и небольшим старинным дворцом. Из стен выступали круглые башни с коническими шпилями; обнесенный оградой сад вокруг дворца был открыт для публики. Среди ярких красок кустов и цветочных клумб двигалось множество фигурок; стоянка за стеной была забита машинами. Александр проговорил:

— Неплохо бы туда спуститься.

— Да.

— Только мама будет волноваться.

— Да, нужно возвращаться.

Они посидели еще немного и, когда солнце достигло нижней половины небосклона, встали и спустились на вересковую пустошь тропой, которая вела вокруг озерца. Навстречу им поднимались по тропе двое мужчин с густыми усами, один из них нес винтовку. Человек с винтовкой спросил: «Не пристрелить ли мне делегата?», второй рассмеялся: «Нет-нет, мы не должны убивать наших делегатов».

Чуть погодя Александр заметил:

— От некоторых шуточек у меня мороз подирает по коже.

— Прости.

— Тут ничего не поделаешь. Ты и вправду делегат?

Ланарку льстило, что его узнали, но он твердо отозвался:

— Сейчас нет. У меня отпуск.

С одной стороны берег озерца был, как в бассейне, укреплен насыпью, и на ней лежала мертвая чайка с распростертыми крыльями. Александр всматривался, словно завороженный, и Ланарк поднял чайку. Они оглядели желтый клюв с малиновым пятном под кончиком, гладкую серую спину и снежно-белую, без пятен, грудку.

— Не похоронить ли нам ее? — спросил Александр.

— Без инструментов это будет трудно. Но можно соорудить для нее пирамиду из камней.

Они собрали на берегу голыши и нагромоздили на тельце в блестящих гладкоокрашенных перьях. Александр спросил:

— Что с ней будет дальше?

— Истлеет, и ее съедят насекомые. Тут кишмя кишат красные муравьи, так что скоро от нее останется один скелет. Интересная штука — скелеты.

— Не вернуться ли за ним завтра?

— Нет, понадобится, наверное, несколько недель.

— Тогда прочти молитву.

— Ты говорил, что не веришь в Бога.

— Не верю, но молитву прочитать нужно. Сложи вот так руки и закрой глаза.

Они встали по сторонам высокой, до колен, пирамиды, и Ланарк закрыл глаза.

— Начни с «Господи Боже».

— Господи Боже, — произнес Ланарк, — мы скорбим по этой умершей чайке, тем более что она на вид молодая и здоровая (разве что мертвая). Даруй жизнь многим молодым чайкам, чтобы они наслаждались быстрым полетом и свежим воздухом, не доставшимися этой; и даруй нам всем столько счастья и мужества, чтобы мы, умирая, не почувствовали себя обманутыми; а еще…

Он помедлил. Голос шепнул: «Скажи аминь».

— Аминь.

Что-то холодное кольнуло его в щеку. Он открыл глаза: по темному небу стремительно неслись клочья облаков. Он был один, и у его ног лежали только разбросанные камни и среди них старые кости и перья. «Сэнди?» — позвал он и огляделся. Ничто на вересковой пустоши не говорило о присутствии людей. На западе таяли в облаках два-три закатных луча. Вереск полосовал дождь со снегом; ветер швырнул в лицо Ланарку капли и снежную крупу.

— Сэнди! — Ланарк пустился бежать. — Сэнди! Сэнди! Александр!

Ноги Ланарка утонули в вереске, он споткнулся и упал во тьму. Что-то душило его, он сопротивлялся, но потом понял, что это одеяла, и сел.

Он находился в квадратной комнате с бетонным полом и стенами, отделанными плиткой, как в общественном туалете. Комната казалась большой — вероятно, потому, что в ней не было ничего, кроме унитаза в углу, без стульчака и без ручки, чтобы спускать воду. Ланарк лежал в противоположном углу, на небольшом помосте, покрытом красным линолеумом. Дверь была металлическая, и Ланарк знал, что она заперта. Голова болела, немытое тело чесалось; Ланарк не сомневался: произошло что-то ужасное. Он подобрал одеяла и, покусывая сустав большого пальца, попытался думать. Чувствовал он в первую очередь грязь, беспорядок и утрату. Что-то или кого-то он потерял: секретный документ, родственников или самоуважение. Прошлое представлялось путаницей не связанных между собой воспоминаний, подобных куче старых фотографий. Чтобы их рассортировать, он принялся вспоминать свою жизнь с самого начала.

  246