Крупная голубая самка по-прежнему наблюдает за нами. Оттолкнув дитя носом, она медленно перемещается, чтобы снова заслонить его от нас. Затем продолжает облизывать его и чистить.
– Разве не замечательно, что всякая мать инстинктивно чувствует, что ей нужно делать? - говорит моя мама. - Ты только представь себе, моя радость, что детеныш - это ты, а Жозефина - это я... Погоди-ка, иди сюда, отсюда лучше видно.
Мы осторожно обошли вокруг клетки, не отрывая глаз от маленького кролика.
– Смотри, как она его ласкает и целует! Видишь? Она буквально целует его, правда? Точно так же, как и я целую тебя!
Я тянусь поближе к клетке. Такой способ целоваться мне кажется странноватым.
– Смотри! - кричу я. - Да ведь она его ест!
И точно, голова маленького кролика быстро исчезает во рту матери.
– Мама! Быстрее!
Но не успел стихнуть мой крик, как маленькое розовое тельце полностью исчезло в горле крольчихи.
Я сразу оборачиваюсь, и следующее, что помню - я смотрю прямо в лицо моей матери, оно меньше чем в шести дюймах над моим, и мать, несомненно, пытается что-то сказать, а может, слишком изумлена, чтобы что-то говорить... Все, что я вижу, это рот, огромный красный рот, раскрывающийся все шире и шире, покуда он не становится круглым зияющим отверстием с черной серединой, и я снова кричу, и уже не могу остановиться. Потом мать неожиданно протягивает руки, и я чувствую, как ее кожа касается моей, длинные холодные пальцы обхватывают мои кулачки, я резко вырываюсь и, ничего перед собой не видя, выбегаю в ночь. Я мчусь по подъездной аллее, выскакиваю за ворота, и, хотя я все время кричу, слышно, как звон браслетов настигает меня в темноте. Этот звон становится все громче и громче по мере того, как мы бежим по длинному склону холма, а потом по мосту, ведущему к главной дороге, где со скоростью шестьдесят миль в час мчатся автомобили с ярко горящими фарами.
Потом где-то позади я слышу визг автомобильных шин, тормозящих по дорожному покрытию. Наступает тишина, и вдруг до меня доходит, что браслеты у меня за спиной больше не звенят.
Бедная мама.
Если бы только она могла пожить еще немного.
Я допускаю, что она меня страшно перепугала этими своими кроликами, но то была не ее вина, да к тому же между нами всегда происходили странности. Я научился рассматривать их как своего рода воспитательный процесс, приносящий мне больше пользы, нежели вреда. Но если бы она прожила дольше, дабы завершить мое воспитание, я уверен, что никогда бы не имел тех проблем, о которых я вам рассказывал несколько минут назад.
Теперь мне хотелось бы к ним вернуться. Вообще-то я не собирался затевать весь этот разговор о своей матери. К тому, о чем я начал говорить, она никакого отношения не имеет. Больше не скажу о ней ни слова.
Я говорил вам о старых девах в моем приходе. Мерзко звучит "старая дева", правда? Будто речь идет либо о волокнистой старой курице со сморщенным клювом, либо об огромном вульгарном чудовище, которое без конца кричит и расхаживает по дому в рейтузах для верховой езды. Но не таковы мои старые девы. Они были опрятными, здоровыми, стройными дамами, зачастую высокообразованными и состоятельными, и я уверен, что средний неженатый мужчина был бы рад иметь их подле себя.
Сперва, приняв должность приходского священника, я чувствовал себя весьма неплохо. Мое призвание и облачение, в известной степени, разумеется, защищали меня. В придачу я напустил на себя вид невозмутимого достоинства, что, по моим расчетам, должно было отбивать охоту к проявлениям фамильярности. В результате в течение нескольких месяцев я смог свободно передвигаться среди прихожан, и никто не позволял себе взять меня под руку на благотворительном базаре или же коснуться своими пальцами моих пальцев, передавая мне во время вечерней трапезы потирную чашу. Я был очень счастлив. Я чувствовал себя лучше, чем чувствовал многие годы до этого. Даже эта моя нервная привычка при разговоре почесывать мочку уха указательным пальцем стала исчезать.
Это было то, что я называю моим первым периодом, и он продолжался приблизительно полгода. Потом возникли проблемы.
Наверное, мне следовало бы знать, что здоровый мужчина вроде меня не может бесконечно избегать вовлечения в неприятности, полагаясь лишь на соблюдение приличной дистанции между собой и дамами. Так не бывает. Результат получается прямо противоположный.