Последние отзывы

  182  

— Ударь посильнее, — нетерпеливо сказал он. — Даже кровь не выступила!

Я закрыл глаза и сделал так, как мне было велено. Всего я нанес ему десять ударов этим гнусным орудием; каждый раз, опуская его, я рассекал кожу Одиссея до крови, оставляя шрамы — клеймо беглого раба, которое останется с ним на всю жизнь.

Потом он поцеловал меня.

— Диомед, не горюй так. На что мне красивая кожа? — Он поморщился. — По-моему, достаточно. Как выглядит, ничего?

Я молча кивнул.

Он сбросил набедренную повязку и прошелся по комнате, оборачивая вокруг бедер грязную льняную тряпку, всклокочивая себе волосы и измазывая их сажей из жаровни. Я мог поклясться, что его глаза сверкали от удовольствия. Потом он протянул мне кандалы.

— Заковывай, аргивский тиран!

Я снова сделал так, как мне было велено, понимая, что порка причинила мне большую боль, чем ему. Для Одиссея это было просто средство достижения цели. Пока я стоял на коленях, заклепывая бронзовые манжеты у него на лодыжках, он рассказывал про свой план:

— Как только я попаду в город, мне нужно пробраться в крепость. Мы поедем вместе в колеснице Аякса — она крепкая, устойчивая и едет тихо, пока не достигнем рощицы рядом со смотровой башней у ближнего края Западного барьера. Там мы разделимся. Я расскажу свою сказку у маленькой двери в Скейских воротах и повторю то же самое у ворот крепости — скажу им, что мне срочно нужно видеть Полидаманта. Я заметил, его имя работает лучше всего.

— Но, — я выпрямился, — ты ведь не пойдешь к Полидаманту?

— Нет, я намерен разыскать Елену. Думаю, после своего насильственного брака она будет рада мне помочь. Она наверняка знает про подземелье. Может быть, она даже знает, где именно находится святилище Афины Паллады.

Он побряцал кандалами, привыкая к ним.

— А я?

— Ты будешь ждать в роще, пока не пройдет половина ночи. Потом поднимешься по нашей сточной трубе и убьешь стражников поблизости от маленькой караульной вышки. Я как-нибудь притащу статую к стенам. Когда услышишь, что ночной жаворонок запел вот так, — он просвистел три раза, — ты спустишься вниз и поможешь мне протащить ее сквозь трубу.

Я высадил Одиссея у рощицы и приготовился ждать. Нас никто не заметил. Он побежал к Скейским воротам словно буйно-помешанный — хромая, пошатываясь, крича, визжа и падая в пыль; я никогда не видел более жалкого человеческого создания. Ему всегда нравилось изображать из себя тех, кем он не был, но, думаю, личина беглого раба нравилась ему больше всего.

Когда прошла половина ночи, я нашел нашу сточную трубу и медленно и бесшумно пополз по ее извилистому душному нутру. Добравшись до выхода, я посидел, чтобы мои глаза привыкли к лунному свету, прислушиваясь к звукам, которые доносились с тропы на вершине стен. Я был неподалеку от малой смотровой вышки, которую Одиссей выбрал местом нашего свидания, ибо она располагалась на значительном расстоянии от остальных охраняемых мест.

В карауле было пять воинов, все они бодрствовали и были начеку, но все они сидели внутри — кто только ими командовал, чтобы позволить сидеть в тепле и оставлять бастионы без внимания? В ахейском лагере они бы долго не протянули!

На мне была мягкая кожаная набедренная повязка и короткий хитон, в зубах я зажал кинжал, а в правой руке держал короткий меч. Незаметно подобравшись к окну караульного помещения, я громко покашлял.

— Посмотри, кто там, Меос, — раздался чей-то голос.

Вот и Меос, идет, не торопится, — громкий кашель вовсе не вызывает подозрений, даже если он раздается на вершине стен, за которые идет самый жестокий бой в ойкумене. Никого не увидев, он напрягся, но, поскольку был идиотом, не стал звать на подмогу. Очевидно, убеждая себя, что у него разыгралось воображение, он, с пикой наготове, пошел дальше. Я позволил ему пройти мимо меня, а потом тихо встал, одной рукой зажав ему рот, а второй вонзив в него меч. Потом осторожно опустил его на тропу и затащил в темный угол.

Несколько мгновений спустя появился второй стражник, которого послали на поиски Меоса. Я беззвучно перерезал ему горло: двое готовы, остались трое. Потом, не давая тем, кто остался внутри, проявить беспокойство, я снова подобрался к окну и пьяно заикал. Кто-то внутри раздраженно вздохнул; из караульной нетерпеливо выбежал следующий страж. Я обхватил его руками, словно совершенно пьяный, и, когда бронза скользнула ему под ребро и достигла сердца, он смог только крякнуть. Держа его стоя, я закружился в танце, одновременно подражая троянскому выговору. Это выманило ко мне четвертого. С тихим смехом я швырнул в него мертвеца и, пока он отбивался от бедняги, вогнал в него меч на целый локоть, пронзив от бока до бока. Я уложил обоих на землю, и они будто растворились в темноте. Я заглянул в окно.

  182