— Значит, царь Одиссей о тебе не забыл.
— Нет, мой господин, конечно же нет. Он просто ждал подходящего момента, чтобы нанести удар. Меня высекли, заковали в цепи и оставили здесь на твою милость. Подул Борей, и они наконец-то смогли отплыть. Афина Паллада и Аполлон получили свое.
Я встал, размял ноги и сел обратно.
— Но что это за деревянный конь? Зачем он здесь? Он посвящен Афине Палладе?
— Да, мой господин. Она потребовала, чтобы ее палладий заменили деревянным конем. Мы сами его построили.
— Зачем? — подозрительно спросил Капис — Почему богиня просто не потребовала вернуть палладий?
Синон изобразил удивление:
— Палладий был осквернен.
— Продолжай, — приказал я.
— Талфибий предсказал, что как только этот деревянный конь окажется в стенах Трои, она никогда не падет. И к ней вернется прежнее процветание. Поэтому Одиссей предложил построить коня таким высоким, чтобы он не смог пройти в ваши ворота. Он сказал, дескать, тогда мы выполним волю Афины Паллады, но помешаем предсказанию сбыться. Деревянному коню придется остаться на равнине.
Он застонал и подвигал плечами, пытаясь усесться поудобнее.
— Ай, ай! Они искромсали меня на кусочки!
— Очень скоро мы отвезем тебя в город и займемся твоей спиной, — смягчился я, — но сначала ты должен рассказать все до конца.
— Да, мой господин, понимаю. Хотя я не знаю, что тут можно поделать. Одиссей придумал блестяще. Конь слишком высок.
— Мы что-нибудь придумаем, — жестко возразил я. — Заканчивай.
— Я уже закончил, мой господин. Они уплыли и оставили меня здесь.
— Они уплыли в Элладу?
— Да, мой господин. С таким ветром это проще простого.
— Тогда зачем у этого зверя колеса? — поинтересовался Лаокоон все еще скептическим тоном.
Синон заморгал от удивления:
— Как зачем? Чтобы вывезти его из нашего лагеря!
Ему нельзя было не поверить! Его страдания были слишком очевидны. Как и рубцы от ударов плетью, и крайнее истощение. И в его рассказе не было ни единого противоречия.
Деифоб взглянул на эту махину и вздохнул:
— Отец, какая жалость! Если бы можно было завезти его внутрь… — Он помолчал. — Синон, а что случилось с палладием? Ты сказал, его осквернили?
— Когда его принесли к нам в лагерь — его украл Одиссей…
— А кто же еще! — воскликнул Деифоб, прерывая Синона.
— Для богини соорудили отдельный алтарь, и вся армия собралась на нее посмотреть. Но когда жрецы совершили жертвоприношение, она три раза вспыхнула пламенем. После того как огонь погас в третий раз, она начала истекать кровью — на ее деревянной коже выступали крупные капли и катились по лицу и рукам, и даже из уголков глаз, словно она плакала. Земля дрогнула, и с чистого неба в рощу за Скамандром упал огненный шар — вы, наверно, его видели. Мы били себя кулаком в грудь, возносили молитвы, даже верховный царь. Потом мы узнали, что богиня пообещала своей сестре Афродите: если в Трою войдет деревянный конь, то Троя поведет за собой всю ойкумену и покорит Элладу.
— Ха! — фыркнул Капис. — Все это очень кстати! Хитроумный Одиссей строит коня слишком высоким и уплывает восвояси! Зачем им так напрягаться, чтобы всего-навсего уплыть отсюда? Какое им было дело до размеров коня? Они уплыли домой!
— Затем, — голос Синона свидетельствовал о том, что его терпение уже подходит к концу, — что будущей весной они вернутся!
— Если только, — я встал со стула, — конь не будет перевезен за наши стены.
— Это невозможно. — Синон привалился к борту колесницы и закрыл глаза. — Он слишком высокий.
— Это возможно! — воскликнул я. — Стража! Несите веревки, цепи, ведите мулов, быков и рабов. Сейчас раннее утро. Если мы начнем прямо сейчас, то сможем затащить зверя внутрь до наступления темноты.
— Нет, нет, нет! — заорал Лаокоон, лицо которого превратилось в маску ужаса. — Мой господин, нет! Разреши мне сначала хотя бы обратиться к Аполлону!
— Ступай и делай то, что считаешь нужным, — ответил я, отворачиваясь. — А мы тем временем начнем выполнять пророчество.
— Нет! — закричал мой сын Капис.
Но все остальные дружно проревели:
— Да!
На это потребовался почти весь день. Мы прикрепили веревки, усиленные цепями, спереди и с боков массивной бревенчатой платформы, впрягли мулов, быков и рабов; очень медленно деревянный конь тронулся по дороге. Тягостная, доводящая до отчаяния, сводящая с ума работа. Ни один ахеец — никто из племени человеческого! — не мог рассчитывать, что мы проявим такую настойчивость. На каждом повороте эту махину приходилось десятки раз двигать туда-сюда, чтобы удержать на булыжниках и не дать съехать на дерн, ибо колеса к платформе были просто прибиты гвоздями — ни одна ось не смогла бы выдержать вес этой громадины.