— Но это так интересно! — воскликнула Луиза, — Ты рассказал нам очень необычную и даже великолепную историю, если она соответствует истине.
— А может, он собирается признаться, что занимался воровством, — предположила Сефтон.
— Нет, ничего подобного, никаким воровством он не занимался! Им просто владела ненависть и жажда мести! Он считает, что те порочные намерения были подобны жутким рассеявшимся призракам.
— Призракам? — удивилась Луиза.
— Ты имеешь в виду, что это было что-то вроде наваждения? — спросил Харви, — Кому же мог привидеться такой кошмар?
Мой повернулась к Сефтон.
— А разве буддисты не считают весь мир иллюзорным?
— Не совсем так, — ответила Сефтон, — Это скорее похоже на Платона.
— О-о… Понятно.
— Давайте оставим Лукаса в покое, — наставительно произнес Клемент, — Не наше дело, как именно доктор Мир решил объясниться с Лукасом. По-моему, нам не следует вмешиваться и обсуждать их отношения.
— Но мы уже вмешались, — заметила Луиза, — и теперь, видимо, есть возможность полностью прояснить ситуацию. Нам наговорили кучу странных вещей, но почему-то уговаривают не обсуждать их. На нас обрушились абсурдные новости, а нам предлагают молча проглотить их, даже если они кажутся бессмысленными!
— Ах, Луиза, не нервничай, — сказал Клемент, — Не стоит так волноваться.
— Я совершенно не волнуюсь!
Алеф, сидевшая на кровати, поджав под себя ноги, сменила позу и спустила ноги на пол.
— Мне кажется, — начала она, — главное, что хотел сказать нам Беллами, заключается в том, что к Питеру вернулась ясность мыслей, и в результате он стал тихим и миролюбивым человеком, по-моему, это замечательно. Беллами рассказал нам совершенно замечательную историю.
— Я согласна, — присоединилась к ней Сефтон, — И желаю ему удачи на поприще буддизма. На мой взгляд, это самая лучшая из мировых религий.
Клемент и Алеф встали с кровати, Сефтон поднялась с пола. Все начали хором высказывать свои мнения. Клемент проводил Беллами к выходу.
— Что ты думаешь обо всем этом? — поинтересовался Харви у Алеф.
Клемент и Беллами ушли. Луиза удалилась на кухню. Сефтон, приведя в порядок комнату, вернулась к своим занятиям. Мой отправилась с Анаксом на прогулку. Харви и Алеф сидели в пабе «Ворон». Харви настоял, чтобы они зашли туда.
— А что тут думать? По-моему, все это великолепно. Разве не так? Питер снова стал цельной личностью. Он полностью выздоровел и обрел способность любить и прощать. Когда он упомянул о призраках, то имел в виду, что такие злые намерения являются нереальными. То есть он понял бесполезность попыток обвинить Лукаса, бессмысленность жажды мести. Надо быть выше этого. Я думаю, что стану буддисткой!
— Если буддисты считают зло нереальным, то они, должно быть, безумны! Считать, что зло нереально, все равно что таить плохие мысли и держать камень за пазухой.
— Я просто неудачно выразилась. Конечно, само зло реально, но определенные виды намерений или испытываемых нами чувств — типа мести, ненависти — являются бесполезными и надуманными. Разве ты не согласен, что не стоит тратить время на месть, на то, чтобы стремиться наказать своего обидчика?
— Наказание и месть разные понятия. Пока существует преступление, должно существовать и наказание…
— «Мне отмщение и аз воздам», по-моему, такие слова приписываются в Библии Господу. Нетерпимость к грехам, но любовь к грешникам. Конечно, я не предлагаю упразднить институт правосудия и выпустить заключенных из тюрем! На самом деле я говорю о самых простых вещах, нам надо победить наш эгоизм и осознать нереальность и бесплодность множества наших безотчетных стремлений. Мы тратим слишком много времени, обвиняя, ненавидя или завидуя окружающим нас людям, то есть мы желаем им зла. А как раз этого и не следует делать!
— Где ты набралась проповеднических идей? Может, ходила к Питеру на какие-то консультации, типа тех лекций, что раньше Лукас читал Сефтон?
— Нет, я просто сама много размышляю, взрослею постепенно!
— Ты влюблена в Питера?
— Нет.
— Уж не собираешься ли ты выйти за него замуж?
— Харви, помилуй бог!
— Подозреваю, что изучение английской литературы не приносит тебе никакой пользы, в ней полно всякой романтической и высокопарной чепухи. Ты начиталась Шелли [74].
— Да, признаю себя виновной в преступном романтизме.