Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
150 
– Так зачем же ты, Илья Михайлович Андроков, отпустил бороду?
Страх отразился на лице Андрокова: то ли вопрос царя его напугал, то ли его раздражение.
– Отвечай! – возвысил голос Петр.
– Господин капитан, священник говорит…
– Ах, священник говорит! А скажи-ка мне, Илья Михайлович, кто царь?
– Вы, господин капитан.
– Так кто стоит над всеми священниками и самим патриархом? Кому они подчиняются?
– Вам, сударь.
– Мне! И никому другому! – Петр ударил себя в грудь.
– И, господин капитан, простите меня… но еще Богу.
– Богу?! И ты что думаешь, что Всемогущему Богу есть дело до твоей бороды? Хм. Ты что, и в самом деле так думаешь? Ты что, жить без нее не можешь? Или Бог от тебя отвернется по причине отсутствия у тебя бороды?
Андроков совсем смешался:
– Сударь, так то ж старый русский обычай. А священник говорит, что мы должны держаться обычаев наших отцов и дедов.
– Патриарх, капитан, страдает оттого, что он не царь, а священники слезы горькие льют, что их в губернаторы не пожаловали. И вот когда ты слушаешься их и поступаешь так, как они тебе велят, то делаешься пешкой в их игре. Ты глупо себя ведешь. Все эти старые обычаи держат нас в темноте, на задворках Европы. И попам выгодно держать людей в темноте, потому что темными и забитыми куда как легче управлять.
Мышцы лица опять предательски дернулись, и он замолчал, чтобы вздохнуть поглубже.
– Послушай меня, дурачина, – снова заговорил Петр. – Ты думаешь, твоя борода – пустяк? Ты отпустил ее и тем самым просто выказал свое благочестие? Но это не так. Твоя борода сделала тебя моим врагом. Это Богу безразлично, есть у тебя борода или нет, а царю России это не безразлично. В моих глазах это означает, что ты вступил в сговор со староверами, которые до сих пор оплакивают стрельцов. Ну а стрельцов-то ты, конечно же, помнишь. Тоже мне, возомнили, что они лучше царя знают, как надо управлять страной. Неужели ты был совсем несмышленышем и не видел, как летели их отрубленные головы?
У Андрокова вконец сдали нервы, он потупился, не в силах выдержать взгляд царя.
– Видел, ваше величество, – пробормотал он. – Мой отец водил меня смотреть казнь.
– Ну, вот и хорошо. А теперь послушай меня, капитан Илья Михайлович, у меня есть к тебе вопрос поважнее предыдущего.
– Слушаю, господин капитан.
– В этом нет ничего страшного, – сказал Петр, кладя на стол кожаный футляр. Он открыл его, внутри лежала бритва. – Скажи мне, чего ты желаешь: жить и служить России или отправиться к стрельцам в ад?
Капитан расправил плечи и снова поднял глаза на Петра:
– Я не трус, господин капитан.
– Так я и не говорю, что ты трус. Я, кажется, спросил тебя совершенно о другом, вот и хочу на то, другое, услышать твой ответ.
Капитан помолчал, затем кивнул:
– Я ошибку совершил, господин капитан, простите мне мою бороду.
– Ну, хватит, – мрачно сказал Петр, поднимаясь с кресла. Андроков напряженно наблюдал, как царь взял в руки блестящее лезвие и направился к нему.
Петр был хорошим плотником, а вот цирюльником – увы, и к концу процедуры лезвие сделалось красным от крови. Петр отошел в сторону, полюбоваться плодами своего труда, на лице его отразилось удовлетворение. Порадовало его и то, что за все время бритья Андроков не издал ни единого звука.
– Вот теперь хорошо, – сказал он, вытирая окровавленную бритву. – Но если ты отрастишь хоть двухдневную щетину, я сбрею ее вместе с твоей головой. Ты понял меня?
– Да, господин капитан.
– А сейчас можешь идти.
Андроков поднялся. Из порезов, оставленных на его лице царской бритвой, сочилась кровь. Но теперь у него не было бороды, и царь торжествовал. За Андроковым закрылась дверь. Петр подошел к шкафу, достал откупоренную бутылку бренди, налил и выпил. В животе сразу сделалось тепло, а оттуда тепло стало медленно растекаться по всему телу.
Староверы снова набирали силу, он больше не мог закрывать на это глаза. Вот уже несколько лет он все собирался упразднить главенствующее положение патриарха, но разразившаяся небесная катастрофа смешала планы. А затем начались сражения и полностью поглотили его внимание. Сейчас же он понимал, что промедление обернулось его ошибкой. Когда офицеры, которым он безусловно доверял, начали отпускать бороды, эта ошибка стала очевидной.
– Я слишком долго воевал, – пробормотал он, – слишком долго.
– Великий царь, делай то, что должен делать, – прошептал голос.
150 
