Он смотрел на Анну и ждал, что она скажет. Злобный незнакомец из комнаты исчез; теперь напротив Анны сидел прежний Томми, он думал, хмурился, он сомневался. Внезапно он сказал:
— А знаешь, он вовсе и не глупый.
— Не думаю, что мы хоть когда-нибудь говорили, что Ричард глуп.
Томми терпеливо улыбнулся, словно говоря: «Ты ведешь себя нечестно». Вслух он произнес:
— Когда я ответил, что не хочу браться за эту работу, отец спросил почему, и я ему объяснил, а он сказал, что я так реагирую потому, что нахожусь под влиянием коммунистических идей.
Анна засмеялась: «Ну, ясное дело»; а вслух сказала:
— Он имеет в виду меня и твою мать.
Томми подождал, пока она произнесет то, что он и ожидал от нее услышать, а потом сказал:
— Вот видишь. Нет, отец имел в виду не это. Неудивительно, что вы считаете друг друга глупыми; вы ждете друг от друга глупостей, всегда готовы к этому. Когда я вижу, как общаются мои родители, я их не узнаю, они такие глупые друг с другом. И ты, ты тоже, когда общаешься с Ричардом.
— Ну хорошо, а что же он тогда имел в виду?
— Он сказал, что то, как я отвечаю на его предложения, суммирует итоги реального влияния коммунизма на западные страны. Он сказал, что каждый, кто был в партии, или сейчас в ней состоит, или хоть как-то с нею связан, страдает манией величия. И добавил, что, если бы он был начальником полиции и ему нужно было бы где-нибудь выявить коммунистов, он задавал бы людям один-единственный вопрос: «Согласились бы вы поехать в слаборазвитую страну и руководить там работой сельской больницы на пятьдесят мест?» И все красные ответят: «Нет. Какой смысл заботиться о здоровье пятидесяти человек, когда базовое устройство общества остается неизменным».
Томми наклонился вперед, глядя прямо ей в лицо, и спросил настойчиво:
— Что скажешь, Анна?
Она улыбнулась и одобрительно кивнула, но этого было недостаточно. Она сказала:
— Да, это вовсе не глупо.
— Вот именно.
Томми откинулся назад, с облегчением. Ему удалось, так сказать, спасти отца, защитить его от презрения Молли и Анны, и теперь он и им воздавал должное:
— А я сказал ему, что этот тест не позволил бы ему выявить тебя или мою мать, потому что вы обе поехали бы в ту сельскую больницу, ведь правда?
Ему было важно услышать от нее «да»; но Анна хотела быть честной до конца, ради самой себя.
— Да, я бы поехала, но Ричард прав. Он точно описал мои при этом чувства.
— Но ты бы все-таки поехала?
— Да.
— Интересно, ты бы действительно поехала? Я вряд ли бы. То есть я же отказался от обеих предложенных работ, вот и ответ на этот вопрос. А ведь я даже никогда и не был коммунистом — я просто наблюдал тебя, и мать, и ваших друзей, и как вы этим занимаетесь, и это на меня повлияло. Я страдаю параличом воли.
— Это Ричард так сказал? Паралич воли? — спросила Анна, не веря своим ушам.
— Нет. Но он это имел в виду. Я нашел это определение в одной из книжек про безумие. Что отец сказал, так это то, что воздействие коммунистических стран на Европу заключается в том, что людям стало все равно, их лучше и не беспокоить. Потому что все привыкли к мысли, что целая страна может перемениться полностью за каких-нибудь три года — как в Китае или как в России. И если люди не видят в ближней перспективе глобальных перемен, то лучше их вообще не беспокоить, им все равно… А как ты думаешь, это правда?
— Это правда лишь отчасти. Это относится к тем людям, которые какое-то время прожили внутри коммунистического мифа.
— Еще совсем недавно ты была коммунисткой, а теперь вот употребляешь такие слова — «коммунистический миф».
— У меня иной раз создается впечатление, что ты винишь меня, и мать, и многих наших за то, что больше мы не коммунисты.
Томми низко опустил голову, нахмурился.
— Ну, я помню, как вы были такими деятельными, активными, вы бегали туда-сюда, все время что-то делали. Теперь этого нет.
— По-твоему, любая деятельность лучше, чем никакая?
Он поднял голову, сказал обвиняющим тоном, резко:
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— Да, конечно знаю.
— Угадай, что я сказал отцу? Я сказал, что, если бы я туда поехал и если бы я занялся этой нечестной благотворительной работой, я бы начал в среде рабочих организовывать группы революционеров. Он совсем не рассердился. Он сказал, что в наши дни революции являются одним из основных рисков большого бизнеса и он бы принял меры предосторожности и разработал систему страхования на случай революционного восстания, поднятого мной.