Технические детали этого плана вызывали в Тоби нечто вроде экстаза. Все в нем было так трудно и в то же время так изысканно осуществимо — Тоби вынашивал его как произведение искусства. Был этот план еще и его данью Доре, и доказательством самому себе, что он любит. С того самого момента, как в часовне Дора услужливо заполнила тот безликий образ женственности, к которому Тоби вопрошающе обратил свои склонности, он стал чувствовать себя под ее господством или, как он это довольно точно выразил, под ее командованием. То, что Дора была замужем, волновало его очень мало. В его намерения не входило делать Доре какие-либо признания, обнаруживать, словом или жестом, состояние своей души. Он находил гордое удовлетворение в этом умолчании и чувствовал себя скорее как средневековый рыцарь, что вздыхает и страдает по даме, которую едва-то видел и которой никогда не будет обладать. Это понимание ее удаленности делало живое ее присутствие и легкое дружелюбие, с которым она относилась к нему в ходе их странного предприятия, еще более восхитительными. Для него она была само величие и авторитет, а свежесть чувств, которые она вызывала в нем, давала ощущение едва ли не возвращенной невинности.
Странно уживалась с открытиями в себе самом, которые что ни день невольно вызывала Дора, неясная, непрекращающаяся, непонятная тревога за Майкла. Тоби избегал Майкла, но был занят им, не мог отвлечь от него свои мысли; чувства его метались от негодования к виноватости. У него было ощущение, будто его окунули во что-то нечистое, и в то же время не оставляло несчастное сознание того, что он ранит чувства Майкла. Но как мог он их не ранить? В воображении туманно рисовалась важная беседа, которая состоится у него с Майклом перед отъездом из Имбера; и много было моментов, когда его одолевало сильное искушение пойти и постучаться к Майклу в дверь конторы. Он слабо представлял себе, что бы после этого сделал или сказал, но лелеял, отчасти со смущением, а отчасти и с удовлетворением, — лелеял мысль, что Майкл нуждается в его прощении да и попросту в добром слове. Относительно всего этого дела в целом у Тоби было стойкое ощущение, что оно еще не кончено.
Он с осторожностью продвигался по тропинке вдоль озера. Луна их не подвела — стояла на небе высоко, почти полная, и широкое мерцающее пространство из деревьев и воды было настороженным, осмысленным, будто знало о великом подвиге, что должен свершиться. Озеро, которому скоро предстояло отдать свое сокровище, казалось безмятежным и почти манящим; воздух был тепл. Теперь Тоби шел быстрее, высматривая впереди Дору; от предчувствий и возбужденности у него перехватывало дух. Они уговорились встретиться у амбара. Он прекрасно знал, что все сто раз может пойти наперекосяк, но был в пылу уверенности, надежды порадовать Дору и острого, лихорадочного желания добраться до колокола.
Он дошел до поляны у волнореза и остановился. После мягкого, шелестящего звука его шагов наступила жуткая тишина. Затем на тропинке к амбару показалась, проступив из лунного света, Дора. Он окликнул ее.
— Слава Богу, — сказала тихо Дора. — Я тут перепугалась до смерти. Такие были подозрительные звуки — я думала, за мной гонится утонувшая монахиня.
Неожиданно совсем рядом, из камышей, донесся четкий звук, у обоих сердце так и екнуло. Раздалось несколько резких, но в то же время мелодичных трелей, и голос, захлебнувшись, стих.
— Что это? — спросила Дора.
— Камышевка, — ответил Тоби. — Соловей бедняков, как называет ее Питер Топглас. Он нам не помешает. Теперь, Дора, за работу.
— Нет, мы все-таки рехнулись. Зачем только эта безумная идея появилась? Зачем только ты меня подстрекал? — Дора говорила наполовину всерьез.
— Все будет в порядке, — сказал Тоби.
От того, что Дора начала трепыхаться, он стал спокойным и решительным. Он помедлил, глубоко дыша. Снова запела камышевка, только чуть в стороне. Озеро было призрачное и неподвижное, камыши и трава тихо-тихо покачивались от теплого бриза, луна светила вовсю. И Тоби вдруг показалось нереальным, что спустя какую-то минуту взревет трактор и покой озера нарушится. Он испытывал то, что, верно, испытывает перед началом внезапного наступления командующий.
Тоби сделал несколько шагов в глубь леса. Трактор стоял там, где он его оставил, — прямо у амбара, со стороны озера. Повезло еще, что у амбара по обе стороны огромные проемы — он смог прогнать трактор насквозь. Поставить его ближе к воде он не осмелился из страха, что блестящий красный радиатор могут увидеть днем с дамбы. Тоби быстро разделся и в одних плавках пошел к трактору, осветил его фонариком, проверил трос и лебедку. Лебедка давно не была в употреблении, но Тоби ее хорошенько смазал, и она казалась совершенно исправной. Он размотал трос на изрядную длину и набросил свободной петлей на барабан. Все это время Дора мельтешила рядом. В такой момент он позавидовал своему средневековому прототипу — тому хоть не приходилось одновременно и иметь дело со своей дамой, и совершать подвиги. В большей части операции от Доры проку не было.