279 
Помимо антиримски настроенных самнитов, имелись еще и гнезда ярых республиканцев, смотревших на Брута и Кассия как на спасителей, что тоже шло этой паре во вред. В одном из таких гнезд обосновался друг Помпея Великого, praefectus fabrum и банкир Гай Флавий Гемицилл, который обратился к Аттику и предложил этому хитроумному плутократу возглавить консорциум финансистов, желающих одалживать освободителям деньги на цели, которые Гемицилл не назвал. Аттик вежливо отказался.
— Что я делаю лично для Сервилии с Брутом — это одно, — ответил он Гемициллу, — но публичное выступление — совершенно другое.
И Аттик рассказал консулам о заигрываниях Гемицилла.
— Вот и решение вопроса, — сказал Антоний Долабелле и Авлу Гиртию. — Я не еду губернатором в Македонию в следующем году, а остаюсь здесь, в Италии, с моими шестью легионами.
Гиртий удивленно посмотрел на него.
— Возьмешь себе Италийскую Галлию? — спросил он.
— Именно. В июньские календы я попрошу у палаты Италийскую Галлию, а также Дальнюю, кроме Нарбонской. Шесть отборных легионов, вставших лагерем вокруг Капуи, отпугнут Брута и Кассия и заставят Децима Брута дважды подумать, прежде чем что-либо предпринять. Более того, я написал Поллиону, Лепиду и Планку и попросил их передать мне свои легионы, если Децим попытается что-то затеять. Не сомневайтесь, никто из них не поддержит его.
Гиртий улыбнулся, но промолчал. Они подождут, посмотрят и поддержат того, кто сильнее.
— А как насчет Иллирии и Ватиния? — громко спросил он.
— Ватиний меня поддержит, — уверенно ответил Антоний.
— А Гортензий в Македонии? У него давние связи с освободителями, — заметил Долабелла.
— А что может сделать Гортензий? Он еще более легковесен, чем наш друг и великий понтифик Лепид, — презрительно ответил Антоний. — Восстаний не будет. Вы можете представить, что Брут идет на Рим вместе с Кассием? Или Децим? Нет сейчас человека, который отважился бы пойти на Рим. Кроме меня то есть, а мне это и на дух не нужно. Ведь так?
Для Цицерона мир после смерти Цезаря еще более обезумел. Он не мог понять почему. То, что освободителям не удалось захватить власть, он объяснял тем, что они ему не доверились. У него, у Марка Цицерона, при всей его мудрости, его опыте, его знаниях, никто не спросил совета.
Даже его брат Квинт, освободившись от Помпонии, но не будучи в состоянии вернуть ей приданое, утаил от него свое решение жениться на привлекательной молодой Аквилии, наследнице очень хорошего состояния. Таким способом он не только смог выплатить долг своей прежней жене, но и зажить без особой печали. Это совершенно вывело из себя его сына. Квинт-младший побежал к дяде Марку за утешением, но по глупости сболтнул тому, что все еще любит Цезаря и всегда будет его любить, а также убьет любого освободителя, появившегося в поле его зрения. И Цицерон опять впал в гнев, послав Квинта-младшего паковать свои вещи. Не зная, куда пойти, молодой человек примкнул к Марку Антонию — еще большее оскорбление.
После этого все, что мог сделать Цицерон, — это писать письмо за письмом. Аттику в Рим, Кассию в придорожные города и Бруту в Ланувий. Он все спрашивал их, почему народ не может понять, что Антоний — еще больший тиран, чем Цезарь? Его законы — это отвратительные пародии на нормальное законотворчество.
«Как бы там ни было, Брут, — писал он в одном из писем, — ты должен вернуться в Рим, чтобы занять свое место в палате еще до июньских календ, ибо, если тебя там не окажется, это будет концом твоей публичной карьеры, а позже последуют еще большие катастрофы».
Но от одной катастрофы он был в восторге. По слухам, Клеопатра, ее брат Птолемей и ее сын Цезарион потерпели кораблекрушение по пути домой. Все они утонули.
— А ты слышал, что вытворяет Сервилия? — спросил он Бальба, принимая его на недавно приобретенной им вилле Помпея (Цицерон продолжал скупать виллы), и театрально изобразил ужас.
— Нет, а что? — скривив рот, спросил Бальб.
— Она фактически живет один на один с Понтием Аквилой в его поместье! Говорят, у них даже общая спальня!
— О боги! Я слышал, что она порвала с ним, как только узнала о его причастности к акции освободителей, — спокойно прореагировал Бальб.
— Да, она порвала, но потом Брут прогнал ее, и она, видно, решила таким способом насолить ему с Порцией. Женщине шестьдесят, а ее любовник моложе сынка!
279 
