186 
— Изменник! — снова взвился Цепион. — Народ Рима, неужели ты позволишь помыкать собою человеку, который хочет лишить тебя самого ценного, что у тебя есть?
Наконец Друз потерял терпение. Он дал знак Сауфею и приказал:
— Схватите этого чурбана!
Девять народных трибунов навалилась на Цепиона и без труда скрутили его. Филипп, который, стоя на самом дне колодца комиций, наблюдал за происходящим, вдруг вспомнил о каких-то срочных делах и поспешил вон.
— С меня довольно, Квинт Сервилий! — произнес Друз, обращаясь к Цепиону голосом, громко разносившимся по всему помещению. — Я народный трибун, и ты препятствуешь мне в исполнении моих обязанностей! Заруби себе на носу, так как это первое и последнее мое предупреждение. Если ты сейчас же не прекратишь упорствовать и не смиришься, я прикажу сбросить тебя с Тарпейской скалы!
Колодец комиций был вотчиной Друза. Взглянув в глаза народному трибуну, Цепион понял, что если тот прикажет, то его действительно сбросят со скалы. Ибо он пробудил в присутствующих древнюю вражду плебса по отношению к патрициям. Цепион мигом затих.
— Ты рано торжествуешь! — бросил он Друзу, когда его отпустили, и унесся прочь вслед за исчезнувшим Филиппом.
— Интересно, Филипп еще не устал от такого гостя? — задумчиво произнес Друз, наблюдая за бесславным исходом противника.
— Лично я уже устал от них обоих, — отозвался стоящий рядом Сауфей. — Надеюсь, Марк Ливий, ты понимаешь, что, если бы они не сорвали заседание Сената, ты бы добился принятия своего предложения?
— Разумеется! Иначе с чего бы Филипп вдруг вошел в такой раж? Ужасное актерство: срывать с себя тогу и швырять ее! — рассмеялся Друз. — Что-то будет дальше?
— Ты огорчен?
— Ужасно. Но это меня не остановит. Пока я еще дышу — я не уступлю!
* * *
Сенат возобновил слушания в самые иды, которые официально являлись днем отдыха и в которые комиций не устраивались. Это было сделано специально, чтобы у Цепиона не было предлога сорвать заседание на этот раз.
Секст Цезарь выглядел смертельно усталым, и его болезненный хрип разносился по всему помещению. Тем не менее он высидел от начала до конца все предварительные церемонии, после чего встал и заговорил:
— Больше никаких позорных выходок я не потерплю! А тот факт, что основным источником беспорядков выступает курульный подиум, я расцениваю как вдвойне оскорбительный. Луций Марций Филипп и Квинт Сервилий Цепион, я требую, чтобы вы вели себя сообразно вашему званию, которое, смею вас заверить, вы собою ничуть не украшаете. Вы оба пятнаете свое звание собственным поведением! Если вы не прекратите свои беззаконные и кощунственные выходки, я велю отнести фасции в храм Венеры Либитины и предоставлю разбираться с вами избирателям в их центуриях. — Он сделал паузу и кивнул Филиппу: — Теперь я предоставляю слово тебе, Луций Марций. Но поверь: терпение мое на пределе. Как и предводителя нашего Сената.
— Я не благодарю тебя. Секст Юлий, — вызывающе заявил Филипп, — равно как принцепса Сената и всех остальных, маскирующихся под патриотов Рима. Как можно быть патриотом — и разбазаривать наше гражданство? Это вещи несовместимые! Римское гражданство — римлянам! Оно не должно даваться тем, кто по своему роду, происхождению не имеет на то законного права. Мы потомки Квирина. Италики — нет. Это все, что я хотел сказать. Добавить к этому мне нечего.
— Нет, добавить как раз есть что! — вмешался Друз. — То, что мы дети Квирина, неоспоримо. И все же Квирин — не римский бог. Он бог сабинян — оттого-то его обиталищем считается Квиринал, где прежде стоял сабинянский город. Другими словами, Луций Марций, Квирин — италийский бог! Ромул привел его к нам, сделав его римским. Но Квирин равным образом принадлежит и народу Италии. Так неужели же мы, способствуя укреплению Рима, предадим его? Ибо именно к укреплению могущества Рима приведет предоставление италийскому населению гражданских прав. Рим станет могущественнее, став Италией. Италия окрепнет, если она с Римом образует единство. То, что мы храним как потомки Ромула, останется навеки только нашим, ибо оно не может принадлежать никому другому. Однако Ромул даровал нам вовсе не гражданство! Последнее за эти годы получили многие из тех, кто не является потомком Ромула, уроженцем Рима. Если уж встал вопрос о чистоте римского происхождения, то почему в этом почтенном собрании тогда сидит Квинт Варий Север Гибрид Сукрон? Это имя, как я заметил, Цепион и Филипп воздерживались упоминать, подвергая сомнению римское происхождение некоторых членов Сената. А между тем Квинт Варий и впрямь не римлянин! Он в глаза не видел этого города и не говорил по-латыни, пока ему не исполнилось двадцати. Тем не менее — вот он сидит здесь, милостью Квирина. Человек, всеми своими помыслами, речью, суждениями в меньшей степени являющийся римлянином, чем любой италик! Если следовать логике Луция Марция Филиппа и ограничить число граждан Рима только теми, кому дают на то право род и происхождение, то первым, кто обязан тогда покинуть это собрание и наш город, будет Квинт Варий! Он и впрямь чужестранец!
186 
