Последние отзывы

  241  

— Для Порции, когда Сервилия Гнея сможет выйти замуж.

— О, merda! Дерьмо! Я и не подумал об этом! Разумеется, ты прав. Никто не возьмет ее к себе, женившись на таком сокровище, как Сервилия Гнея… Да, ты хорошо поработал! Мы разделим расходы пополам.

Они оба ухмыльнулись.

— Думаю, надо выпить по чаше вина, Мамерк. — Скавр поднялся. — Какая жалость, что твоя жена не пожелала поучаствовать в наших трудах! Это могло бы сэкономить нам как душеприказчикам этих состояний целую кучу денег.

— Поскольку расходы идут не из нашего кошелька и наследуемые состояния достаточны, чтобы оплатить их, Марк Эмилий, стоит ли беспокоиться? Мир в доме стоит любых расходов. — Мамерк с удовольствием выпил вина. — В любом случае я покидаю Рим. Настало время поступить мне на военную службу.

— Понимаю, — сказал Скавр, снова садясь.

— Пока была жива моя мать, я думал, что главной моей обязанностью будет оставаться в Риме и помогать ей управляться с детьми. Она была нездорова с тех пор, как умер Друз. Его смерть — вот что разбило ей сердце. Но теперь дети прилично устроены, и у меня нет причины оставаться здесь. Поэтому я отправляюсь на войну.

— К кому?

— К Луцию Корнелию Сулле.

— Хороший выбор, — кивнул Скавр. — Он человек с будущим.

— Ты так думаешь? А не слишком ли он стар?

— То же можно сказать и о Гае Марии. Но посмотри, Мамерк, кто еще у нас есть, кроме них? Рим сейчас беден великими людьми. Если бы не Гай Марий, у нас не было бы ни одной победы — и та, как он справедливо пишет в своем рапорте, была в большой степени Пирровой победой. Он победил. Но Луп проиграл днем раньше, и поражение было гораздо более тяжким.

— Это так. Я разочаровался в Публии Рутилии Лупе. Я считал, что он способен на великие дела.

— Он слишком высоко полез, Мамерк.

— Я слышал, что эту войну в Сенате называют Марсийской.

— Да, похоже, что она войдет в историю под названием Марсийской войны, — озорно глянул Скавр. — Но в конечном счете ее следовало бы назвать Италийской войной! От подобного наименования все в Риме впали бы в панику — они могли бы подумать, что мы сражаемся сейчас со всей Италией! Но ведь формально войну нам объявили марсы. Так что, будучи названа Марсийской, она выглядит не такой большой, менее важной.

— Кто так думает? — Мамерк посмотрел на него в изумлении.

— Филипп, разумеется.

— О, я рад, что иду на войну. — Мамерк встал. — Если бы я остался, кто знает, может быть, я был бы введен в Сенат!

— Ты должен был бы достигнуть возраста, необходимого для должности квестора.

— Я уже достиг его, но не буду претендовать. Подожду должности цензора, — заявил Мамерк Эмилий Лепид Ливиан.

* * *

Пока Луций Цезарь зализывал раны в Теане Сидицине, Гай Папий Мутил пересек реки Вольтурн и Калор. Когда он достиг Нолы, его приветствовали там с истерической радостью. Город только что управился с разгромом двухтысячного гарнизона, оставленного уходившим Луцием Цезарем, и с гордостью показывал Мутилу импровизированную тюрьму, куда были согнаны римские когорты.

Это был небольшой загон внутри городских стен, где овец и свиней держали перед отправкой на бойню. Теперь он был загорожен высокой каменной баррикадой, покрытой сверху битыми черепками и постоянно охраняемой. Чтобы держать римлян в послушании, сообщили ноланцы, их кормят раз в восемь дней и дают воду через каждые три дня.

— Прекрасно! — воскликнул довольный Мутил. — Я сам буду говорить с ними.

Он забрался на деревянный помост, с которого ноланцы бросали узникам вниз, в грязь, еду и воду.

— Меня зовут Гай Папий Мутил! — крикнул он. — Я самнит. И к концу этого года я буду править всей Италией, включая и Рим! Сопротивление бесполезно. Вы слабы, истощены, измучены. Горожане победили вас! Теперь вы заперты, как те животные, которые содержались тут обычно. Вас две тысячи в загоне, где прежде держали двести свиней. Не очень удобно, правда? Вы больны, вы голодны. Вам хочется пить. Но я пришел сюда сказать, что вас ожидает еще худшая участь. С сегодняшнего дня вас не станут кормить вовсе, а воду вы будете получать раз в пять дней. Однако у вас еще остался выбор. Вы можете записаться в легионы Италии. Подумайте об этом.

— Тут нечего думать! — крикнул в ответ Луций Постумий, командир гарнизона. — Мы останемся здесь!

Папий, улыбаясь, сошел с помоста.

— Я даю им шестнадцать дней, — сказал он. — Они сдадутся.

  241