* * *
Гарс искал более методично. Посоветовавшись с Мэтью и Мэвис, он разослал письма тем людям, которые могли о Дорине слышать, к которым она могла прийти. В большинстве своем это были совершенно случайные люди – мимолетные знакомые, давние и почти забытые друзья семьи, подруги школьных лет; их адреса Мэвис нашла в Доринином календарике. Гарс последовательно проверял район за районом, особенно интересуясь маленькими отелями. Расспрашивал таксистов, билетеров на вокзалах, продавцов в больших магазинах на Оксфорд-стрит. Остину не сказали, что полиция уже поставлена в известность. В полиции искренне сочувствовали, но отказывались бросить свои силы на поиски какой-то странной женщины, которая отсиживается небось где-то у друзей. Взяли описание Дорины и обещали сообщить близким, если тело выловят в реке. Не имея ни минуты свободной, Гарс все же чувствовал себя глубоко неудовлетворенным. С утра он работал в Нотинг-Хилл, вторую половину дня посвящая розыску. В Нотинг-Хилл никто особо не интересовался ни им, ни тем более его взглядами или идеалами, потому Гарс постепенно пришел к убеждению, что благо человечества ничего не потеряет, если он бросит свою теперешнюю работу. Хотя он и не собирался вновь заняться философией, чувствовал, что разуму не хватает пищи. Очень переживал за Дорину, представляя, как она бродит где-то, полубезумная, а может быть, уже и нет ее на свете. Горько сожалел, что не сделал для Дорины ничего конкретного, расстраивался, что не занял в ее мыслях, в ее сердце особого места, а это при определенной ловкости мог бы сделать легко и никому при этом не навредить. И тогда сумел бы ее удержать, уберечь. Самой тоненькой ниточки хватило бы для связи. Он позволил ей отдалиться от себя не столько из-за угрызений совести, сколько из страха. Будь у него больше храбрости, можно было бы предотвратить любую грозящую ей беду. Непрошеная любовь к Дорине, безрассудная и властная, причиняла ему физическую боль. С отцом он вообще не виделся. С Мэтью и Мэвис встречался только по делу. Его уговаривали поселиться в Вальморане, но он отказался. Снимал комнату в доме, где жили в основном негры-эмигранты, обслуживающие лондонские автобусы. Он видел, что Мэтью хочет разговора и даже ищет у него в каком-то смысле поддержки, но находил какое-то мрачное удовлетворение в том, чтобы относиться к Мэтью с некоторым безразличием. И понимал, что нынешняя ситуация не продлится вечно. Понимал и то, что пока Дорина не отыщется, будет длиться его миссия, а он сам будет вести жизнь проклятого бродяги.
* * *
Мэтью, напротив, поисками не занимался. Он ждал. И по мере возможности помогал другим в организации поисков. Он и Мэвис поддерживали постоянную связь с Гарсом, информировали полицию и даже поместили анонимное объявление в «Таймс». К тому же надо было принимать во внимание Тисборнов, которые все сведения сразу передавали дальше, отчего вокруг рождались всевозможные слухи и предположения. Пользуясь присутствием миссис Карберри в Вальморане, Мэвис иногда наносила краткие визиты в Виллу; иногда договаривалась с Мэтью о встрече в городе, в каком-нибудь кафе, но их тут же охватывали муки совести, и они спешили по домам. Мэтью, уходя из дома, никогда не закрывал дверь, вечерами зажигал везде свет и даже ночью не запирал дом на ключ. Случалось, он вскакивал с постели среди ночи, когда казалось, что слышны шаги на лестнице. Рядом с Мэвис он чувствовал себя спокойным и свободным, им хорошо было вместе, хотя исчезновение Дорины на время несколько охладило их пыл. Все их мысли были обращены к Дорине. Большую часть времени Мэтью проводил в одиночестве, мысленно готовясь к ее возвращению, думая о ней все время и даже пытаясь внушить ей на расстоянии свои мысли. Думал и о себе, о своем характере, который, оказывается, способен еще преподносить сюрпризы. Вечерами переживал заново сцену с Норманом на ступеньках; вспомнил, как ловко солгал полиции, после чего все пошло трагично-легко. Он охотно поговорил бы с Гарсом, но Гарс держался неприступно. А Людвиг все еще не приехал. Шарлотта, вернувшись из больницы, не давала о себе знать. Сердится на него, но это пройдет, и вскоре она наверняка объявится; да он и сам не чувствовал такой уж настойчивой необходимости встретиться, разве что легкие угрызения совести с некоторой примесью неприязни. Ему хотелось перемен в жизни, но он не представлял, как этого добиться. Любовь Мэвис приносила ему облегчение, ее уравновешенность несла в себе обещание радостного будущего.