106 
Следует признать, что сама Ольга отнюдь не красавица. Главным образом потому, что она всегда усталая, вечно перегружена работой. Внешность у нее типично английская, несмотря на индийских предков. Коренастая крашеная блондинка — выкрашена всегда неряшливо, некачественно. Глаза умные, серьезные. Толстовата, в основном, потому, что забывает регулярно питаться, а потом набрасывается на еду. Или, когда сочиняет свои отчеты, фунтами поглощает фрукты и сласти.
К одежде относится так же, как к пище: сначала запустит, потом накупит, но за обновками не следит.
И вот она сидит, смотрит на свою дочь, такую необычную, экзотичную, загадочную и прекрасную. Ясно, что это не может оставить Ольгу равнодушной. Я знаю, что она считает все это для меня полезным. Поучительным. Как и вообще проживание в бедном доме-муравейнике бедного квартала.
А слезы все катились из моих глаз, и я не могла их остановить. Ширин и Фатима расстроились. Скоро Назим погнал их домой, и на прощание каждая крепко обняла меня и поцеловала. Я едва сдержала рыдания.
Мы с Ольгой остались на краю пруда. Остальные соседи тоже расходились по своим комнатам. Ведь вставать всем рано, с утра снова приниматься за работу, добывать пропитание.
Мы с Ольгой остались наедине. Я еще раз наклонилась, посмотрела на отражение красавицы. За последний год я вытянулась и похудела. Иногда любовалась собой совсем голой. От царицы Савской во мне ничего не найдешь. Всякие там овцы-сосцы-пупки — кубки между лилиями… Да мне их и даром не надо. Выйти замуж, нарожать козлят-жеребят, чтобы они дохли с голоду?
Когда я поняла, что во двор уже никто не выйдет, я сделала то, что хотела и раньше, но на что при Ширин и Фатиме, конечно, не решилась бы. Не хотела я их обижать.
Я собрала с земли горсть пыли и рассеяла ее по сверкающей поверхности воды. Осторожно и не слишком много. Только чтобы скрыть свое отражение, чтобы не видеть экзотическую восточную красавицу мисс Рэчел Шербан, половозрелую девственную дуру. Ольга внимательно следила за моими действиями. Я нагнулась над прудом, с удовлетворением отметив, что отражается в нем сквозь пыль лишь осколок лунного серпа. Если утром Ширин или Фатима и заглянут в пруд, то подумают, что порыв ветра усеял воду пылью.
Ольга встала, отнесла спящего ребенка родителям. Вернувшись, обняла меня и напомнила, что пора спать. Проводив меня в мою каморку, поцеловала.
— Не расстраивайся, все не так уж страшно, — сказала она с каким-то горьким юмором в голосе. Но я с ней не согласилась.
Ольга направилась к себе, а я вошла в свою маленькую комнатушку с глинобитными стенами. Усевшись на пороге, я зарыла ступни в дорожную пыль и уставилась в небо. Сидела я все в том же платье Фатимы, полном Фатимой, дышавшем Фатимой. Как будто поверх моей кожи меня покрыла кожа Фатимы. Ни на одно платье в жизни я не обращала такого внимания. Оно как будто обжигало кожу своею мягкой тканью.
Понимаю тех древних женщин, раздиравших ногтями грудь. Не будь на мне платья Фатимы, я тоже запустила бы себе в грудь ногти. Или в щеки, если бы не опасалась испачкать чужое платье кровью.
Я просидела на пороге до рассвета. Мимо протрусили три собаки, беспородные, тощие, казалось, у них нет желудков, только кожа да кости. Я почувствовала их голод. В этой стране чужой голод огнем жжет желудок. Все здесь постоянно ощущают голод, даже во сне.
Конечно, я сажусь за стол и ем, когда вся семья ест. Смешно было бы отказываться. Но каждый кусок раздирает мне рот, каждый глоток вызывает в памяти голодающих и жаждущих. Уверена, что это ощущение осталось бы, даже если бы я переехала в богатую страну.
Спать я в ту ночь не ложилась. Когда взошло солнце, я сняла красивое платье Фатимы и все украшения, аккуратно сложила, чтобы вернуть ей. А однажды мы с Ширин поможем Фатиме нарядиться, чтобы она вышла замуж за Юсуфа.
Письмо Бенджамина Шербана своему товарищу по колледжу
Дорогой Сири!
Высылаю тебе обещанный отчет о событиях.
Вечером накануне отъезда Джордж «принял» — иного слова, боюсь, не подобрать, разве что «милостиво принять соизволил» — посланцев трех организаций, которые ему предстояло представлять: «Евреи в защиту бедных» (здоровенная бабища, черная), «Исламская федерация молодежи в защиту городов» (мужик, индюк надутый, так называемый «марксист» — Маркс бы в гробу перевернулся — с компотом из черт его знает чего еще, сам он наверняка не имеет об этом представления) плюс «Объединенная федерация молодежи в защиту граждан» (баба, бурая). Сплошь защитники, куда ни плюнь.
106 
