Все мотивы, предлоги и поводы завоевателей покрывала непробиваемая броня правоты их дела, ибо все вершилось именем Монарха и именем Господа. Империя не может ошибаться. Религия не может ошибаться.
Прошло три десятка лет. На захваченной белыми территории никаких следов разрушений, никаких следов людей, которые на ней проживали, земля вырвана у черных и поделена между белыми фермерами. Черные силой согнаны в резервации, устроенные на самых скудных землях. Удаляться оттуда им разрешается лишь для того, чтобы работать на белых. Громадные земельные угодья в тысячи акров отданы белым, находятся в руках отдельных семейств, природа в их пределах нещадно уничтожается, там возникают шахты, предприятия горной промышленности. Почву разъедает эрозия, лес горит или выжигается преднамеренно.
На каждой такой «ферме» имеются компаунды для чернокожих, понуждаемых к работе налоговой системой. Работать те в состоянии, естественно, лишь слугами да на черных работах.
Люди, на кого они работают, не могут считаться типичными представителями общества, которое они покинули на родине. Встречаются среди них и такие, кого выгнали в дальние края бьющая ключом жажда деятельности, предприимчивость, таланты, которым тесно в консервативной закостенелой обстановке. Намного больше преступников, стремящихся ускользнуть от ока правосудия, избегающих наказания за совершенные преступления, а также преступников потенциальных, знающих, что в диких колониях им будет вольготнее, легче проявить свои преступные наклонности. Есть и глупцы, неудачники, которых выдавила с родины конкурентная борьба. Все эти люди, добрые и дурные, хорошие и плохие, здесь весят гораздо больше, чем на родине, некоторые наживают крупные капиталы.
Предлагаю вашему вниманию характерный эпизод с участием интересующих нас личностей.
Место действия — ферма белого владельца, компаунд черных рабочих на этой ферме. Беспорядочное скопление кособоких, с протекающими кровлями хижин из глины с соломой — жалкая копия деревень, в которых эти люди жили раньше, до вторжения колонизаторов.
В центре компаунда полыхает большой костер, как и принято в деревнях, но горят и костры поменьше, и не только для приготовления пищи. Здесь живут люди из нескольких племен, говорят на дюжине языков. Компаунд лишь по форме напоминает деревню, он не объединяет живущих здесь людей. Племена держатся раздельно, иногда враждуют. Вокруг одного из костров поменьше собрались молодые люди, слушают старика, который до нашествия белых был вождем. Один из молодых людей сопровождает речь старика редкими несильными ударами в барабан. Барабанный бой доносится и от других костров. Из зарослей вокруг компаунда слышится жужжание насекомых, иногда крики животных. Но животные умирают, убегают, истребляются; становится меньше и птиц. Природа гибнет.
Этим вечером подрались двое молодых людей из разных племен. Подрались из-за пустяка, просто срывая досаду. Белый фермер отругал их. Драться — фу, как примитивно, сказал он. Дикие привычки! Смотрите на белых, учитесь у них, привыкайте к цивилизации.
Старик сидит, выпрямившись, языки пламени бросают блики на его улыбающееся лицо. Он развлекает народ. Все в его семье по традиции рассказчики. Молодые люди слушают, смеются. Рассказчик обозревает культуру белых снизу, с точки зрения покоренного. Он перечисляет фермы белых и поминает их владельцев.
Прошло пять лет после окончания Первой мировой войны, которую представляли этим черным людям как войну за сохранение непреходящих ценностей цивилизации. Но неподалеку находятся фермы, хозяева которых воевали на стороне противника. Они, оказывается, воевали за те же фундаментальные ценности.
— На ферме за холмами человек с одной рукой…
— Да, да, у него одна рука, только одна…
— А на ферме за рекой человек с одной ногой.
— Да, да, одноногий он, одноногий…
— А на дороге к станции человек с железным животом, чтобы кишки не потерял…
— Да, да, смотри ты, у него ведь железо кишки держит!
— А на ферме, где рядом золото копают, у человека железная голова…
— Да, да, у него без железа мозги бы выплеснулись.
— А на ферме, где встречаются реки, одна и вторая, там человек с одним глазом…
— Да, верно, только один глаз у него, один…
— А здесь, на этой ферме, где мы, но где земля не наша, а его земля, у него, у этого человека, тоже только одна нога…