ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>

Танцующая в ночи

Я поплакала над героями. Все , как в нашей жизни. Путаем любовь с собственными хотелками, путаем со слабостью... >>>>>




  47  

□ □ □

Мне кажется, здесь можно распространиться об «этом». Здесь или в ином месте — любое место окажется неподходящим, ибо невозможно вычленить момент, в который это самое «это» возникло. Настало, однако, время, когда все об «этом» заговорили, сознавая, что еще недавно о нем, об «этом», не упоминали.

Возможно, правильнее было бы начать мои хроники с попытки полного описания «этого». Можно ли сочинить полный отчет о чем-либо вообще без упоминания в той или иной форме об «этом» как о главной теме? Возможно, «это» — центральная тема вообще всей литературы и истории, запечатленная как бы невидимыми чернилами между строк, но проступающая, распухающая, выпирающая наружу, заслоняя знакомый нам основной текст всякий раз, когда жизнь, личная или общественная, выкидывает из мешка сюрпризов очередную неожиданность. Тогда мы вдруг видим, что «это» представляет собой основу событий, опыта. Итак, что же представляет собой «это»? Уверена, что об «этом» испокон веков толковали во время кризисов, «в эпоху перемен», ибо только тогда «это» проявляет себя и наше врожденное чванство перед ним отступает. Ибо «это» — сила могучая, сравнимая с природными катастрофами, землетрясениями, сравнимая с ужасом, внушаемым растущей в небе от ночи к ночи кометой, с пандемией, с войной, с резким изменением климата на планете; «это» — тирания человеческого сознания, стирающая в порошок устои общества.

«Это», иными словами, неведение и невежество, беспомощное их осознание, выражение человеческой неполноценности.

«Вы об этом еще что-нибудь слышали?»

«Говорят, что это…»

Хуже всего, когда доходит до «Вы об этом еще что-нибудь слышали?», когда «это» всасывает в себя все вообще и ничего не обнародует, не выдает наружу. «Это» — намного хуже, чем местоимение «они», в котором сохранилось хоть что-то человеческое, личное.

«Это» в историческом контексте — индикатор необратимого конца, крушения, завершения.

Могла ли Эмили выразить свои чувства словами? Может быть, описать образами вроде выметания листьев, тщетных потуг ученицы чародея в вихре осеннего умирания. Выразить свою добросовестность в образах, не тратя слов на объяснения, что она хорошая девочка, а не дряннулька и грязнулька, что она защитница маленького братика, беззащитного, слабого, сидящего в пахучих белых тряпках в белой кроватке. «Все так трудно, все так сложно, — могла бы она сказать. — Полон дом детей, но никто из них не хочет ни пальцем шевельнуть, ни мозгами. Никто не помогает, никто, за всеми надо следить, всем указывать, они меня считают надсмотрщиком, а могли бы сами делать всё, что положено, и было бы сплошное равенство и удовольствие. За всем присмотр нужен, за головами их вшивыми, за мытьем, за болячками и болезнями. А впридачу антисептика вонючая, разве в городе что путное выдадут!.. А когда Джун заболела — я чуть с ума не сошла… Ни с того ни с сего, непонятно, от чего… И все время пыжишься, пыжишься, а потом — раз! Что-то случилось, и все насмарку».

Вероятно, так бы звучало описание событий в версии Эмили.

Однажды вместе с ней к нам опять пришла Джун. Произошло это примерно через две недели после «приобретения женского достоинства» — о какой-то с ее стороны «потере» (девственности) она и думать не хотела. Джун сильно изменилась — в сторону как «достоинства», так и беззащитности, неприкаянности заблудшей овцы. Выглядела она теперь старше Эмили. Тело сохранило детскую неуклюжесть форм, талия не выявилась, грудь набухла, но не оформилась. Влюбленность или нервозность заставляли Джун много есть, она набирала вес. В этой одиннадцатилетней девчонке было что-то от женщины среднего, чуть ли не пожилого возраста: грубоватое тело работницы, лицо, выражавшее одновременно жертвенное терпение и хищный прищур потребителя.

Чувствовала она себя не лучшим образом. На наши вопросы отвечала вяло и невразумительно: да, чувствует себя неважно… да, уже некоторое время. Что болит? Да черт его знает, «просто хреново…»

Джун мучили боли в животе, болела голова. Депрессия, упадок сил — штука для Райанов обычная.

Впрочем, любому из нас знакомо было такое состояние. Какие-то боли и общее недомогание, болезни, не укладывающиеся в определяемые врачами рамки, эпидемические инфекции, подхваченные в местах скопления населения, но выражающиеся у всех по-разному: беспричинные кожные высыпания, нервные срывы, переходящие в буйные припадки или в паралитическое оцепенение; внутренние и наружные опухоли; бродячие боли, совершенно новые болезни, поначалу подгоняемые под старые клише; внезапные таинственные кончины; истощение, на недели укладывающее в постель и вызывающее у родственников подозрения в мнительности и симулянтстве, и внезапно исчезающее. В общем, болезни стали столь привычной частью быта, что «неважное самочувствие» Джун мы воспринимали как одну из «нормальных», привычных болезней. Девочка решила переселиться к нам «на пару дней», как она сказала. Она хотела сбежать от напряженных условий существования в коммуне, и мы с Эмили понимали, даже если сама Джун и не вникала в тему столь глубоко, что она не возражала бы покинуть тот дом навсегда.

  47