— Они мне и не чужды. Какой мыслящий человек не знает сомнений? Оттого-то подчас я и ощущаю пустоту. — Он смотрел поверх ее головы, на что-то ее взгляду недоступное. — Знаете ли вы, что я отказался бы от всех своих желаний, от всех честолюбивых помыслов, лишь бы стать воистину совершенным пастырем?
— Совершенство в чем бы то ни было — скука смертная! — сказала Мэри Карсон. — Что до меня, я предпочитаю толику несовершенства.
Он засмеялся, посмотрел на нее с восхищением и не без зависти. Да, что и говорить, Мэри Карсон женщина незаурядная!
Тридцать три года назад она осталась вдовой, единственный ее ребенок, сын, умер в младенчестве. Из-за особого своего положения в джиленбоунском обществе она не удостоила согласием даже самых честолюбивых претендентов на ее руку и сердце; ведь как вдова Майкла Карсона она была, бесспорно, королевой здешних мест, выйди же она за кого-то замуж, пришлось бы передать ему право на все свои владения. Нет, играть в жизни вторую скрипку — это не для Мэри Карсон. И она отреклась от радостей плоти, предпочитая оставаться самовластной владычицей; о том, чтобы завести любовника, нечего было и думать — сплетни распространялись в Джиленбоуне, как электрический ток по проводам. А она отнюдь не жаждала показать, что не чужда человеческих слабостей.
Но теперь она достаточно стара, принято считать, что это возраст, когда плотские побуждения остались в прошлом. Если новый молодой священник старательно исполняет долг ее духовного отца и она вознаграждает его усердие маленькими подарками вроде автомобиля, тут нет ничего неприличного. Всю свою жизнь Мэри Карсон была неколебимой опорой католической церкви, надлежащим образом поддерживала свой приход и его пастыря духовного даже тогда, когда отец Келли перемежал чтение молитв во время службы пьяной икотой. Она не единственная благоволит к преемнику отца Келли: отец Ральф де Брикассар заслужил признание всей паствы, богачи и бедняки тут оказались единодушны. Если прихожане с далеких окраин не могут приехать к нему в Джилли, он сам их навещает, и пока Мэри Карсон не подарила ему автомобиль, пускался в путь верхом. За его терпение и доброту все питают к нему приязнь, а иные искренне полюбили; Мартин Кинг из Бугелы, не скупясь, заново обставил церковный дом, Доминик О'Рок из Диббен-Диббена оплачивает отличную экономку.
Итак, вознесенная на пьедестал своего возраста и положения, Мэри Карсон без опаски наслаждается обществом отца Ральфа; приятно состязаться в остроумии с противником столь же тонкого ума, приятно превзойти его в проницательности — ведь на самом-то деле никогда нет уверенности, что она и вправду его превосходит.
— Да, так вот, вы говорили, наместник Папы, наверно, не часто вспоминает о столь отдаленном приходе, — сказала она, поглубже усаживаясь в кресле. — А как по-вашему, что могло бы поразить сего святого мужа настолько, чтобы он сделал Джилли осью своей деятельности?
Отец Ральф невесело усмехнулся.
— Право, не знаю. Что-нибудь необычайное? Внезапное спасение тысячи душ разом, внезапно открывшийся дар исцелять хромых и слепых… Но время чудес миновало.
— Ну, бросьте, в этом я сильно сомневаюсь. Просто господь Бог переменил технику. В наши дни он пускает в ход деньги.
— Вы циничная женщина! Может быть, поэтому вы мне так нравитесь, миссис Карсон.
— Меня зовут Мэри. Пожалуйста, зовите меня просто Мэри.
И горничная Минни вкатила в комнату чайный столик в ту самую минуту, как отец де Брикассар произнес:
— Благодарю вас, Мэри.
Над горячими лепешками и поджаренным хлебом с анчоусами Мэри Карсон вздохнула:
— Я хочу, чтобы сегодня вы молились за меня с удвоенным усердием, дорогой отец Ральф.
— Зовите меня просто Ральф, — сказал он и продолжал не без лукавства:
— Право, не знаю, можно ли молиться за вас еще усерднее, чем я молюсь обычно, но — попытаюсь.
— О, вы прелесть! Или это злой намек? Вообще-то я не люблю откровенной лести, но с вами никогда не знаешь, пожалуй, в этой откровенности кроется смысл более глубокий. Некая приманка, клок сена перед носом у осла. В сущности, что вы обо мне думаете, отец де Брикассар? Этого я никогда не узнаю, у вас никогда не хватит бестактности сказать мне правду, не так ли? Прелестно, очаровательно… Однако молиться обо мне вы обязаны. Я стара и грешила много.
— Все мы не становимся моложе, и я тоже грешен. У нее вырвался короткий смешок, — Дорого бы я дала, чтобы узнать ваши грехи! Да-да, можете поверить! — она помолчала минуту, потом круто переменила тему: