125 
Пока Онор кружилась между шкафом, ящиками туалетного столика и чемоданами, ее мать сидела, полностью поглощенная присутствием дочери — наконец это стало возможным. Конечно, Онор и раньше приезжала в отпуск — несколько раз за все эти годы войны. Но ее приездам не хватало постоянства, они сопровождались спешкой и не позволяли присмотреться, ощутить дочь рядом, создать реальные впечатления. Теперь все было по-другому, и Фэйт Лэнгтри могла смотреть на дочь сколько угодно, ей уже не нужно было одновременно сосредоточиваться на том, что надо успеть сделать завтра, или отгонять назойливые мысли об опасностях, которым подвергается Онор, и о том, как они смогут пережить все то время, что она будет оставаться на военной службе. Йен не мог идти в армию — он был нужен здесь, на земле.
«Но когда родилась она, — думала Фэйт Лэнгтри, — мне и в голову не могло прийти, что именно свою дочь я пошлю на войну. Первую мою. Пол теперь уже не играет никакой роли».
Каждый раз, когда Онор приезжала домой, домашние отмечали изменения, происшедшие в ней, начиная с пожелтевшей от медикаментов кожи до небольших подергиваний и тех привычек, которые придавали всему ее облику отпечаток взрослости и самостоятельности. Шесть лет. Одному Богу известно, что за ними, этими шестью годами, ведь Онор не любила говорить о войне, когда приезжала, а если ее спрашивали, легко уходила от ответа или отделывалась общими словами. Но что бы за ними не стояло, глядя на Онор, Фэйт Лэнгтри поняла, что ее дочь ушла далеко-далеко от дома, дальше, чем луна на небе.
Очень худенькая, но этого, конечно, следовало ожидать. На лице появились морщинки, хотя седых волос, слава Богу, еще не видно. Теперь она суровая, но без жесткости, у нее невероятно энергичная походка, и она сдержанная, но не замкнутая. И хотя она никогда не будет чужой, теперь она стала совсем другая.
Как они радовались, когда она предпочла быть медсестрой, а не идти изучать медицину, чтобы стать врачом. Хотя бы потому, что это решение избавляло ее от многих страданий. Но, выбери она медицину, она осталась бы дома, и, глядя на Онор сейчас, Фэйт Лэнгтри не могла отделаться от мысли, что в конечном счете страданий могло бы быть намного меньше.
Вот и медали наконец появились на свет. Как странно — знать, что твоя дочь — член Британской империи! Как будут гордиться Чарли и Йен!
— Ты никогда не говорила мне об МБИ,[7] — упрекнула дочь Фэйт.
Онор с удивлением посмотрела на нее.
— Разве? Я, наверно, забыла. Тогда дел было по горло, я писала в такой спешке. Во всяком случае, его только недавно подтвердили.
— У тебя есть какие-нибудь фотографии, дорогая?
— Где-то должны быть. — Онор порылась в кармане чемодана и вытащила два конверта, один большой, другой значительно меньше.
— Вот. — Она села в другое кресло и потянулась за сигаретами.
— Это Салли, Тедди, Уилла и я… Это наш шеф в Лае… Я в Дарвине, собираюсь отплывать, уже не помню куда… Морсби… Штат сестер, полностью укомплектованный в Моротаи… Это рядом с отделением «Икс»…
— Тебе очень идет шляпа с большими полями, должна сказать.
— Шляпы удобнее, чем косынки, возможно, потому что их надо снимать сразу же, как только войдешь в помещение.
— А это что за конверт? Тоже фотографии? Рука Онор в нерешительности задержалась на конверте — может быть лучше было бы убрать оба — но после некоторого колебания она все-таки открыла второй конверт.
— Нет, это не фотографии. Это рисунки, которые сделал один из пациентов в отделении «Икс», это моя, если можно так выразиться, последняя команда.
— Чудесно сделано, — сказала Фэйт, вглядываясь в каждое лицо, и Онор с облегчением заметила, что мать не обратила внимания на Майкла, отложив его портрет в сторону. Для нее он значил так же мало, как и все остальные. Но с какой стати? И в то же время, как это ни странно, она почему-то была уверена, что ее мать должна увидеть то, что увидела она в ту первую их встречу в коридоре отделения «Икс».
— Кто из них рисовал? — поинтересовалась Фэйт, откладывая в сторону рисунки.
— Вот этот, — ответила Онор и, вытащив портрет Нейла, положила его поверх пачки. — Это Нейл Паркинсон. Рисунок не очень удачный — он совершенно не передал самого себя.
— Во всяком случае, сходство передано, я думаю, довольно точно, потому что его лицо кого-то мне напоминает, или я действительно его где-то видела. Откуда он?
125 
