Конечно, раем это место нельзя было назвать, но отношение к больным здесь было человеческое, и в общем, все понимали, что никто ничего не приобретет, но зато многое потеряет, если будет усугублять атмосферу несчастья и боли. Пациенты и так были несчастны с самого начала. Конечно, и здесь были плохие отделения, плохие заведующие или плохие сиделки, но далеко не в таких количествах, как об этом принято было рассказывать. Сиделок с садистскими наклонностями здесь попросту не терпели, по крайней мере, в женских отделениях, там, где работала сиделка Лэнгтри, а заведующим не позволялось превращать свои отделения в независимые королевства.
Временами лечебница напоминала какое-то забавное поселение в духе старых времен. Некоторые из корпусов находились так далеко от сестринского корпуса, что сиделок на дежурство и с дежурства и в столовую отвозил какой-нибудь больной на крытой коляске, запряженной лошадью. Управляющий и старшая сестра таким же способом совершали свои ежедневные обходы, которые начинались с девяти утра. Они путешествовали, сидя в коляске, а впереди правил лошадью больной. Старшая восседала с горделивым видом во всем своем белом великолепии, держа над головой легкий зонтик от солнца, когда была жара, и большой зонт от дождя в мокрую погоду. Летом, в самую жару, на голове у лошади красовалась большая соломенная шляпа, и в ней в специально проделанные отверстия были просунуты уши.
Сиделка Лэнгтри отдавала себе отчет, что с теми трудностями, которых она опасалась, ей обязательно предстоит столкнуться. Нелегко, например, было вернуться в положение стажерки, не столько даже из-за необходимости подчиняться приказам, сколько из-за отсутствия привилегий и удобств, хотя она подозревала, что все было бы значительно сложнее, если бы перед этим она не прошла выучку в армии. И все-таки ей, как женщине, которой за тридцать, которая уже заведовала отделением и которая под огнем в самом разгаре сражения ездила наравне со всеми в санитарной машине за ранеными, работала в полевых госпиталях, трудно давалась обязанность готовить каждый вторник свою комнату к обходам старшей сестры. Ей предписывалось скатывать матрас так, чтобы Старшая могла заглянуть под кровать. Одеяла и простыни должны были быть сложены тоже определенным образом и аккуратно лежать сверху на матрасе. Она, конечно, старалась не обращать внимания на все эти мелочи, поскольку ей, принимая во внимание ее возраст и профессиональный уровень, была сделана уступка — она жила в комнате одна, а не делила ее вместе с кем-нибудь из сиделок.
К концу ее первого года в Мориссете она как следует взялась за дело, и тут ее характер начал проявляться во всей красе. Ей не пришлось подавлять себя и насильно загонять свою личность вглубь — это произошло само собой, как если бы своего рода защитная реакция заставляла ее смириться с положением стажера, пока она еще полностью не овладела своей профессией.
Но рано или поздно, а тайное становится явным, и необузданный нрав сиделки Лэнгтри стал выходить на поверхность, с еще большей после вынужденного бездействия силой. Ей лично он не мог принести вреда, поскольку проявлялся только в ответ на чью-то тупость, невежество или небрежность, как это случилось на этот раз.
Она застала одну из сиделок, когда та жестоко обращалась с пациенткой, и сообщила об инциденте заведующей, но оказалось, что заведующая склонна была считать ее реакцию на случившееся чрезвычайно преувеличенной.
— Су-Су — эпилептичка, — сказала заведующая, — а им нельзя верить.
— Какая чушь! презрительно заявила сиделка Лэнгтри.
— Вы что, будете учить меня моей работе только потому, что вы были профессиональной сестрой? — взвилась заведующая. — Если не верите мне, загляните в Красную книгу. Там черным по белому написано, что эпилептикам нельзя верить. Они хитрые, лживые и злые.
— В Красной книге написано неправильно, — ответила сиделка Лэнгтри. — Я знаю Су-Су так же хорошо, как и вы. Она заслуживает полного доверия. Но, кстати, не в этом дело. Даже Красная книга не поощряет физическое наказание больных.
Заведующая взглянула на нее так, будто услышала нечто страшно кощунственное, что, собственно, и имело место на самом деле. Красной книгой назывался учебник в обложке красного цвета, где были собраны рекомендации для сиделок, работающих в психиатрических лечебницах. Он представлял собой единственный источник знаний, которым обладали сиделки. Но, к сожалению, он уже устарел, страдал вопиющими неточностями и предназначался для учащихся с пониженным уровнем интеллекта. В любых случаях в качестве лечения он рекомендовал главным образом клизму. Сестре Лэнгтри хватило одного раза прочитать его, чтобы обнаружить столько вопиющих ошибок и заблуждений, что она без сожаления забросила его, предпочитая развиваться самостоятельно и покупая книги по психиатрии каждый раз, когда она наведывалась в Сидней. Она не сомневалась, что, когда наконец наступит реформа в лечении душевных расстройств и методики ухода за больными начнут меняться, они будут отражать все то, что уже сейчас пишется в новейших трудах по психиатрии.