184 
— Правильно! — хором ответил зал. — Кого попросим первым?
— Майю Сиберг! — закричали на разные голоса.
Майя послушно встала и подошла к той трибуне, на которой был установлен микрофон, посмотрела в зал удивленными глазами.
— Извините, пожалуйста, но мне совершенно нечего сказать. Работаем мы, аппаратчицы, все одинаково. А если вы хотите знать про тот случай, когда… Я вам скажу правду: все было так просто, и главное — так быстро, что я еще не успела ничего сообразить, как уже было кончено. Вы меня, пожалуйста, извините.
Ее милостиво отпустили на место. Потом Лаврентьев наводящими репликами стал помогать залу вызывать к микрофону ударников коммунистического труда предприятий Старгорода и других городов области, колхозов и совхозов; они рассказывали о самом интересном, что произошло у них за год.
Перед концертом был устроен перерыв. Снова танцевали. Но в некоторых комнатах шло обсуждение последних новинок кино, театра, литературы. Там разгорались ожесточенные споры. Спорили и перед экспозицией новых картин старго-родских художников; спорили перед стендами выставки художественных ремесел области.
Василия Антоновича отыскал Александр.
— Папа, пойдем со мной. Тебя хотят видеть ребята и девушки из нашего цеха. Ты же обещал к ним приехать.
Зашли в большую комнату, на дверях которой была табличка: «Комната духового оркестра». Собралось в ней человек пятьдесят молодежи. Василий Антонович поздоровался, сказал, что давно собирается заехать в их цех, в тот цех, где люди ищут новых путей для работы по-коммунистически, но вот все никак не может собраться, и очень рад, что такая встреча наконец состоялась. В нескольких словах он рассказал о перспективах развития промышленности области, о том, какие задачи лягут на плечи молодых в этом и в последующих семилетиях. Потом начались вопросы и ответы. Молодежь интересовало все — от новой техники до организации отдыха и развлечений. Народ был начитанный — отлично знали литературу, образованный — почти все не только закончили среднюю школу, но учились уже и дальше, на вечерних и заочных отделениях различных институтов.
— Я вам тоже задам вопрос, — сказал Василий Антонович, устав отвечать. — Несколько, месяцев назад пришло письмо. Оно не дает мне покоя. Я получаю много писем, и подписанных и анонимных. В анонимных меня, бывает, ругают, даже и советскую власть, случается, ругают. Что ж, разные еще есть люди. А вот письмо, о котором я говорю, оно не из нашей области. Оно издалека, из Сибири, из большого сибирского города. Пишет его молодой человек, и пишет по поводу моей статьи, которая была опубликована в центральной газете. Я писал о воспитании молодежи, ссылался на прошлое, на то, что было до революции, на то, что было еще лет тридцать назад, когда страна была бедная, только-только становилась на ноги. Я писал об огромных переменах и в нашей экономике, и в сознании наших людей. Я призывал молодежь, устремляясь в будущее, не забывать о прошлом, оглядываться на — революционное прошлое, на то, с чего мы начинали, чтобы было, дескать, с чем сравнивать достигнутое. И что же мне написал молодой человек, прочитавший статью? Он написал, цитирую, как говорят исследователи, текстуально. — Василий Антонович стал читать по листку бумаги: — «Перестаньте нам указывать на прошлое. Наши деды и наши отцы, то есть вы в том числе, завоевали нам советскую власть. Но это было давно. Мы выросли, мы думаем о будущем, у нас свои заботы, не тяните нас назад, хватит этих сравнений с тысяча девятьсот тринадцатым годом, вы еще сравните со временами. Киевской Руси, тогда цифры будут пограндиозней. Мы сами знаем, что нам делать. Вам — честь и слава. Нам — дорогу!» — Слушатели загудели. — Видите ли, — продолжал Василий Антонович, — во всем есть своя диалектика, свои «за» и «против». Может быть, прав этот молодой человек? Может быть, и в самом деле мы, старшие, всю жизнь вложившие в труд на благо родины, может быть, мы излишне любуемся сделанным нами. Нами, понимаете ли! А вам это и ни к чему. Вам безразличны герои революции, герои гражданской войны, герои первых пятилеток, те, кто шел на коллективизацию под кулацкие пули. Безразличны молодогвардейцы Краснодона…
Он говорил, а шум нарастал. Он оглянулся — за спиной тоже был народ, молодые и старые; в дверь протискивались все новые и новые слушатели.
— Можно мне? — сказал молодой человек в довольно пестром галстуке. — Я аппаратчик, я окончил техникум, я учусь заочно дальше. Это анкетные данные. Да, еще! Мне двадцать четвертый год. Старики считают, что это щенячий возраст. Так вот. На письмецо это вы можете не обращать никакого внимания, и пусть оно вас не волнует. О молодогвардейцах, когда читаю, — верь вот так напрягаюсь, готов хоть сейчас туда, к ним, в их борьбу, вместе с ними. И случись что, умру, как они!..
184 
