180 
— Пойдем, — согласилась. Юлия, утратившая вдруг весь свой боевой задор. Ей захотелось спать, ей захотелось, чтобы рядом с ее постелью сидел бы кто-нибудь очень родной и любящий, чтобы он говорил ей хорошие, ласковые слова. А кто же у нее есть на свете еще родной и любящий, кроме этой терпеливой, ровной Сони? Никто же, кроме Сони, доброго, ласкового слова ей не скажет. — Пойдем, Соня. Хочу домой.
Черногус проводил их до машины, стоял потом у крыльца в сумерках, махал вслед рукой.
Дома София Павловна помогла Юлии раздеться, уложила в постель, укрыла одеялом. Юлия свернулась клубочком, взяла себе под щеку душистую ладонь Софии Павловны.
— Соньчик, — не открывая глаз, сказала словом Василия Антоновича. — Спой что-нибудь или расскажи сказку.
София Павловна тихо посмеялась, прижалась щекой к голове Юлии, сказала шепотом в самое ухо:
— Пьянчужка ты глупенькая, Юлька. Спи. — И, погасив свет, вышла.
Василия Антоновича еще не было. В столовой что-то писал за столом Александр.
— Роман? — спросила София Павловна.
— Почти, мама. У нас в цехе интересное дело затевается. Были ударники коммунистического труда, был наш участок участком коммунистического труда. Теперь задумали всем цехом добиваться этого звания. Мне вот поручили сочинить проект обязательства. Вроде своей цеховой конституции новых отношений к труду и к быту. Хочешь послушать?.
— Конечно.
Александр стал перечитывать пункты обязательства. Тут было не только то, что касалось отношений людей к труду, но непременным условием отмечалась необходимость учиться — заочно ли, очно, но учиться и учиться: «Без больших разносторонних знаний коммунизма не построишь». Было обязательство повышать свою культуру, быть примером в быту.
— Ведь еще многое неясно, мама, — сказал Александр. — Зримые черты коммунизма! Это только легко говорится. А на практике? Вернее всего такие черты обнаруживаются в труде. Люди у нас прекрасно работают. Один может всегда заменить другого. По три, по четыре профессии каждый и каждая осваивают. В труде — тут более или менее ясно. С бытом — не все. Как коллективно проводить время? Споры идут. Некоторым кажется, что надо все делать толпой. В кино? Шагай все разом. В театр? Тоже шеренга за шеренгой. В музей к вам? Направо равняйсь! Это же чепуха, верно? Ну, я понимаю, пикник за город. Поход какой-нибудь. Туристская поездка. Или если и в кино, — то просмотр и коллективное обсуждение фильма. Чтобы это было поводом для эстетического развития. Я прав?
— Думаю, что да, Шурик.
— Ну, а некоторые есть индивидуалисты. Все пытаются свести только к производственным показателям. Очень трудно, мама, найти правильную дорогу к новому. Так, чтобы и в пошлость не впасть, в упрощенчество, и так, чтобы не испортить все формализмом. Вы же тоже искали новые формы жизни и труда. Я читал, например, о бытовых коммунах.
— Да, Шурик, были такие. Но это совсем не то. Наши коммуны, если задуматься, возникали знаешь отчего? От тягот жизни, в ту пору очень еще неустроенной. Для коллективного преодоления этих тягот. Была, например, стипендия — рублей пятнадцать — двадцать. Одному на нее чертовски трудно было изворачиваться. А в коммуне, когда это шло в общий котел, дело несколько облегчалось. Стал материальный уровень народа повышаться, и коммуны развалились. Но в них было интересно, весело, ничего не скажу. Мы с твоим папой в коммуне не состояли, но ходили к нашим ребятам и девчатам иной раз по вечерам. На Петроградской стороне, помню. На Песочной набережной.
— Вот видишь! А тут не в материальных условиях дело, мама. Тут тяга к новому, потребность в коллективном труде и в коллективных усилиях для подъема общей культуры каждого человека.
Приехал Василий Антонович. Стали пить чай. Снова поговорили о проекте обязательства, который составлял Александр. Василий Антонович внимательно просмотрел исписанные листки, кое-что предложил выкинуть, кое-что дописать. Потом сказал:
— Интересная новость. Поэта Птушкова знали?
— Как же, — ответил Александр. — «Древний сказ».
— Поэт, видите ли, совесть народа! Он свободный певец. Птичка, словом, певчая, в отличие от некиих птиц ловчих. А чем кончилось? — Василий Антонович извлек из кармана сложенный вчетверо листок, бросил его на стол. Это были слова и ноты песни.
София Павловна прочла вслух:
— «К вершинам коммунизма. Слова В. Птушкова». Внизу сказано: «Тираж пятьсот экземпляров, типография Высокогорского совнархоза». Высокогорского? Почему, Вася, Высокогорского?
180 
