Последние отзывы

  60  

В воскресенье мчались в большой черной машине по шоссе на Краснодзержинск. Вместительная машина эта обычно стояла в гараже без дела. Пользовались ею только в тех случаях, когда приезжал кто-либо солидный из Москвы или появлялись в Старгороде особо знатные иностранцы.

До «Озёр» было около ста пятидесяти километров, из них сто тридцать восемь по вполне удовлетворительному Краснодзержинскому шоссе, и Роман Прокофьевич Бойко заверил, что довезет до места самое большее за два часа. Устойчивая сильная машина летела по временам со скоростью более чем в сто двадцать километров, — до какого-нибудь размыва, до какого-нибудь объезда. А там, понятно, начинали едва ползти, разбрасывая буксующими колёсами комья земли и грязи.

Василий Антонович сказал Баксанову о том, что вопрос с клубом творческой интеллигенции принципиально решен.

— Осенью можете вселяться, можете планировать зимний сезон по-новому. Но уж взамен ждем от вас хорошей работы. — Василий Антонович вновь помянул поэта Птушкова и те жалобы, какие идут в обком после каждого его публичного выступления.

— Видите ли, Василий Антонович, — ответил Баксанов, — вы уж на меня не сердитесь, но тут и ваш грех есть.

— То есть? — Василий Антонович насторожился. — В каком же смысле? Не запрещаю, да? Слишком простое решение.

— Нет, зачем же. Дело не в запрещении. Совсем в другом. Дело в поощрении. Если говорить откровенно, я вот, например, не знаю, какие из книг писателей нашей области обком одобряет, поддерживает, считает книгами, помогающими партии…

— Странно, — удивился Василий Антонович. — Как же вы не знаете? А когда мы план областного издательства утверждаем, разве, включая одну книгу и отклоняя другую, мы не даем ей оценку? А тираж? Одной книге и пятнадцати тысяч жалко. Другой, пожалуйста, хоть сто тысяч. Извините, Евгений Осипович, ваше «Половодье» — книгу острую, умную, истинно партийную, мы издали тиражом в сто пятьдесят тысяч. Не так ли?

— Это верно, — согласился Баксанов. — Тут вы правы, Василий Антонович. Но и «Королеву Марго» Александра Дюма наше издательство выпустило тиражом в сто пятьдесят тысяч экземпляров.

Василий Антонович сухо кашлянул.

— Цифры цифрами, — продолжал Баксанов, — они не каждому видны. А вот вы сейчас сказали добрые слова о моей книге, спасибо вам за это. Но я же впервые слышу от вас такую оценку. Мне ваше мнение совсем не безразлично. Почему в своих докладах вы никогда не помянете нашу продукцию — продукцию писателей Старго-родской области, продукцию наших, художников, композиторов. Обычно в докладе есть этакая общая, дежурная фраза о том-де, что за последнее время улучшили свою работу отделения творческих союзов. Даже если они ничего и не улучшили, все равно им посвящается эта неизменная фраза.

— Ну, не я виноват, дорогие товарищи, что наши областные творцы прекрасного не создали пока таких произведений, которые бы удостоились Ленинской премии. Не виноват, товарищ Баксанов, нет.

— А может быть, в известной мере и виноваты, Василий Антонович. — Баксанов был настойчив. — До Ленинской премии высоко. Но к ней по ступеням идут. Разберите, оцените в своем докладе ту или иную повесть, тот или иной роман, — это же и будет одной из ступеней. А другая ступень… — Он подумал. — А другая — какое-нибудь, вечное перышко писателю от имени обкома… с такой, хорошей надписью.

— Пряник, значит, нужен? — Василий Антонович усмехнулся.

— Да не пряник! Как вы не хотите понять! Я член партии, Василий Антонович. Я тридцать лет пишу о людях нашей области. Я тридцать лет считаю, что делаю так свое партийное дело. Почему же вы думаете, что коммунист-директор завода, коммунист-токарь, коммунистка-доярка нуждаются в оценке того, как они выполняют свою авангардную роль на производстве, а писатель-коммунист или художник-коммунист в этом не нуждаются? Если бы мне, скажем, от имени обкома подарили вечное перо с хорошей надписью: от обкома, мол, писателю-коммунисту такому-то, это для меня было бы самым дорогим подарком, хотя цена ему несколько рублей. Не в рублях дело. В отношении.

София Павловна и жена Баксанова, с интересом прислушиваясь к разговору мужчин, молчали. Софии Павловне очень хотелось сказать свое слово. Она считала, что Баксанов совершенно прав. Коммунист, если он хороший коммунист, не может не думать о том, как его труд оценивает партия, как в данном случае писательский труд Баксанова оценивает не бухгалтерия издательства, а областной комитет.

  60