И они вежливо держались на расстоянии. Он провел во Франции большую часть пяти лет, и на протяжении этого срока в него тыкали пальцами, его щупали, ели глазами; в него плевали; на него натравливали собак, а местные буяны опрометчиво изъявляли желание помериться с ним силами. И напротив, ему рукоплескали, его целовали, обнимали, угощали и потчевали. В разных местах тамошние французишки считали строительство железной дороги даровым развлечением, и английские землекопы иногда любили показать, до чего неимоверно они способны трудиться. Рыжий Билли, который на пару лет, пока строилась дорога Париж — Руан, взял в жены француженку, переводил на человеческий язык все их ахи и охи, которые Йорки и его ребятам нравилось вызывать. Они ведь были королями своего труда и знали это. Требовался год, чтобы закалить здорового английского батрака в землекопы, и куда труднее было такое преображение для поджарого фитюльки-француза, который ел только хлеб да овощи и фрукты, которому требовались постоянные передышки и запас платков, чтобы утирать потный лоб.
Тут внимание французской компании отвлекли препирательства возле соседней лачужки. Старая ведьма вытягивала одну из веревок, тонущих в жиже и топи ее котла. Возле нее порыкивал бородатый великан, подозрительно вглядываясь в иероглиф на сухом конце каната. Из жижи выпрыгнул кусок мяса, пронизанный веревкой. Карга вышвырнула его на тарелку, добавила ломоть хлеба, а волосатый землекоп перенес свои подозрения с веревки на мясо. За пару часов под надзором старухи кусок словно бы частично утратил свою форму, почти весь цвет и целиком — индивидуальность. Великан принялся ее поносить — но за стряпню или нечестность, понять было невозможно: хотя и он, и она были английского происхождения, рычание и визг воплощались исключительно в lingua franca временных поселков.
Все еще улыбаясь этому фарсу, французская компания подошла к своему экипажу.
Кюре деревни Павийи, приструненный своим епископом, покинул сферы теоретизирования. Его долг требовал остеречь прихожан в самых суровых выражениях против каких бы то ни было соприкосновений с надвигающейся ордой филистимлян и варваров. Он произвел предварительную разведку, даже сам побывал среди них и собрал следующие сведения. Во-первых, они не были христианами ни в соблюдении веры, ни в нравственном поведении. Доказательством служило то, как они отвергают имена, данные им при крещении, и предпочитают лжеимена, несомненно, с намерением ввести в заблуждение силы закона и порядка. Они не блюдут День Субботний и либо работают в святой день, либо употребляют его для затей, колеблющихся от малопристойных, вроде мытья собак, до преступных, таких, как использование тех же собак для кражи дичи и живности. Правда, трудятся они усердно и справедливо вознаграждаются за свой труд, но утроенная плата только погружает их втрое глубже в беззаконие. И нет у них никакого понятия о бережливости: они растранжиривают деньги, едва их получив, и главным образом на горячительные напитки. Они крадут без всякого стеснения. Далее, они не соблюдают законов христианского брака, живут с женщинами в бесстыдном блуде и отнимают у этих женщин всякое подобие скромности — их общие лачуги, по сути, не более чем притоны свального греха. Те, что говорят на родном языке, богохульствуют не переставая, пока трудятся, а те, что говорят на общем языке землекопов, ничем не лучше строителей Вавилонской Башни — и разве не осталась Башня недостроенной? И не были ее строители покараны и рассеяны по всей земле? И наконец, что важнее всего, землекопы — богохульники в делах своих, ибо они наполняют долы и неровные пути делают гладкими в собственных целях и небрегают целями Господа.
Фермер, владелец полей в Ле-Пюсель, одобрительно кивал священнику. Для чего ходить в церковь, как не затем, чтобы услышать сокрушительные обличения других, подтверждающие собственную твою добродетельность? Девушка Адель тоже слушала внимательно, иногда разевая рот.
Французская компания, постоянно приезжавшая поглазеть на работы, дивившаяся сноровке и пренебрежению опасностями тачечных настилов и под конец разобравшаяся, почему английскому землекопу платили от 3 шиллингов 3 пенсов до 3 шиллингов 9 пенсов, а его французский аналог получал лишь от 1 шиллинга 8 пенсов до 2 шиллингов 3 пенсов, в последний раз посетила их на исходе 1845 года. Виадук у Барантена был теперь почти завершен. Они рассматривали это сооружение через побеленные инеем луга: высота 100 футов при длине в четверть мили, из двадцати семи арок с гордыми пролетами в 50 футов каждый. Скоро его осмотрят министр общественных работ и другие высокопоставленные французские чиновники.