Леонид взглянул на отару и вздохнул. Как и все новоселы, он с первого дня приезда на Алтай знал, в каком тяжелом положении оказался здесь нынче скот. Он побывал однажды на фермах в Залесихе и видел, что наделала бескормица, но только теперь ему стало ясно, какое бедствие постигло колхозы.
— Смотреть горько, — проговорил он сокрушенно.
Невдалеке лежала на боку, судорожно вытянув ноги, крупная матка, а перед ней стоял, подрагивая, худенький курчавенький ягненок. Крестьянская душа Леонида дрогнула от боли. Он подошел к матке и, быстро взглянув на ее холодные, стеклянные глаза, присел на корточки около ягненка, бережно потрогал его мокрую шерстку, а потом вдруг взял его, как покорного малыша, на руки.
— Что же с ним будет? — спросил он чабана. Галину Хмелько многое поразило в эту минуту, и то, что Леонид, не брезгая, ласково держал на руках грязного, мокрого ягненка, и его голос, и его взгляд…
— Пропадал барашка! — слезно морщась, ответил Бейсен.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Что сделать? Ничего не сделать! Леонид осторожно опустил ягненка на землю.
— Любишь барашка? — вдруг спросил Бейсен.
— Люблю, — ответил Леонид.
— Любишь — скажи: барашка как жить будет?
— Я что-то не понимаю…
— Три года плокой трава родился наше место, — заговорил Бейсен и провел рукой по степи. — Сам гляди — голый земля. Барашка кушать надо, чего кушать? Новосел везде пошел, ее-линка пахать будет, барашка гулять куда пойдет? Совсем пропадай барашка?
Леонид как-то невольно оглянулся на Хмелько.
— Ничего, ничего, папаша! — тотчас же заговорила Хмелько, обращаясь к чабану. — Здесь степи вон какие, глазом не окинешь! И пшеницы насеем, и для скота места хватит…
— Какой место? — слегка загорячился Бейсен. — Везде селинка пахать будешь, какой тебе место? Ай, агроном, агроном! Будет одна соленый земля! Какой трава растет соленый земля, знаешь? Барашка сладкий трава надо. Типчак. Барашка гулять надо. Много гулять. Куда пойдет гулять барашка?
— Не будет здесь места — в горы пойдет, — ответила Хмелько.
— Какой горы? — помедлив, очень тихо переспросил ошарашенный Бейсен. — Алтай-горы?
— Ну да, Алтай-горы.
— Ах, беда, ах, беда! — вдруг завздыхал, за-горюнился Бейсен и несколько раз кряду хлопнул жесткими ладонями по полам заскорузлого полушубка: знать, не на шутку встревожила старика.
— Хватит ахать, старина! — сказал подошедший Куприян Захарович. Несколько минут он бродил среди отары. — Веди домой.
Окинув Хмельно и Леонида тревожным взглядом, Бейсен посвистал коню и направился, к кошарам. Конь двинулся за ним, неловко переставляя лохматые, шишкастые ноги.
В низенькой, полутемной саманушке Бейсена топилась железная печурка. Больная жена Бейсена лежала, прикрытая тряпьем, на нарах и изредка стонала. Под нарами, у порога, среди избушки на полу, притрушенном гнилой, заплесневелой соломой, валялись, иные бездыханно, мокрые, с окро-вавленными пуповинами ягнята. В избушке скопились и застоялись тяжелые, одуряющие запахи гнили, крови, пота, овечьей шерсти и смазанной дегтем сыромятной кожи.
Когда Леонид переступил порог избушки, его едва не сбило с ног духотой и вонью. Он опустился тут же, у порога, на низенькую скамеечку и, сняв шапку, начал обтирать мгновенно покрывшееся потом лицо. Во всем теле он вдруг почувствовал ту странную вялость, какую едва одолел на утренней заре.
В переднем углу избушки, у стола, опять начался разговор о пастбищах.
— Ты будешь пасти здесь отару весь май, — сказал Куприян Захарович старику чабану. — Твои пастбища будут пахаться только летом, когда соберем сено.
— А летом куда пойдем? — спросил Бейсен.
— К озеру Бакланье.
— Плокой там трава! Плокой!
— А вот твоему дружку Иманбаю хоть сейчас уходи, — продолжал Куприян Захарович. — Все его пастбища — под плуг!
— Иманбай-та куда пойдет?
— Тоже на Бакланкэ.
— Где там найдешь всем место?
— Ничего, как-нибудь…
— Пропадал барашка! — убежденно заключил окончательно расстроившийся Бейсен. — Как жить? Как жить?
— Без целины-то? — спросила Хмелько.
— Да, да, без селинка!
— Еще лучше заживете, чем с целиной! — ответила Хмелько.
— Эх ты, агроном, агроном!
— Вот у вас сейчас много целины, а скот дохнет, — продолжала Хмелько. — Дело не только в засухе. Вы и раньше часто сидели без сена. Что вы получаете с этой своей целины? С гектара два воза, не больше, а? Ну вот… А я сейчас хлопочу, достаю семян. Вот то будут травы! Как засею сотни гектаров могаром да суданкой, а то африканским просом да горчицей — и соберу сена больше, чем вы собираете с трех тысяч гектаров целины! Вот вы и перестанете вздыхать о своей целине! Летом у нас для подкормки будет зеленая рожь, кормовые арбузы и тыквы, на зиму — силос из подсолнуха. Только нынче, когда запашем целину, и вздохнет наш скот! Хватит, пощелкал зубами по степи!