154 
Хотелось бы найти его письмо, адресованное кому-нибудь, кто находился с ним, когда он умирал, письмо со словами: «Возьмите эти страницы и передайте моей дочери». Он хотел сказать, что явился бы к ней, будь это в его власти, и забрал с собой туда, где их не найдут. Но мне кажется, он попросту потерял роман. Она должна была стать той единственной, кто способен отыскать и спасти книгу: ведь это не более чем письмо, обращенное к Аде, и она должна была его получить — и в конце концов получила. Вот что я должна сказать, вот что пытаюсь выразить: все о ней и для нее.
Похоже на чудеса Бэббиджа. Ты читала о них? Бэббидж имел обыкновение приглашать гостей — показать им разностную машину в действии. Он устанавливал все колесики на ноль, затем поворачивал ручку — и одно колесо останавливалось на 2. Новый поворот ручки — и оно уже на 4. Затем на б. Всем понятно: задано правило — «добавить 2». На 8 колесо возвращается к 0, следующее колесо поворачивается к 1 — получается 10. Так могло продолжаться сколько угодно раз. Затем внезапно число увеличивается не на двойку, а, скажем, на сотню. Все кричат — ошибка! Уж во всяком случае осечка! Бэббидж объясняет: нет, он заранее поставил перед машиной эту задачу — после названного числа поворотов увеличивать не на 2, а на 100. Иными словами, сбой был предусмотрен с самого начала: это правило, а не ошибка. Таковы, по словам Бэббиджа, и божественные чудеса — они подчиняются естественным законам, однако таким, о которых мы не имеем понятия до тех пор, пока они нам не явлены. Я думаю точно так же.
Чудо, сотворенное Адой, — не в том, что она спасла роман. Чудо — в любви, о которой она не подозревала и которая побудила ее сделать это: в любви, которая возникла на сотой итерации, во внезапном скачке, запрограммированном, быть может, еще в детстве, но явленном лишь в Ньюстедском аббатстве — у могилы отца и деда.
Книга теперь оцифрована — в формате Word Perfect, ха-ха, и я могу распоряжаться ею как угодно. Джорджиана больше не бесится. Сообщила мне, что написала Ли открытку с благодарностью за совет и поддержку. Я так и знала. Небось спрыснула ее духами или, как здесь говорят, отдушкой. Лилит, впрочем, все еще дуется.
До встречи с твоей «хондой» в аэропорту Кеннеди. Что у меня на душе творится — не передать.
Глава шестнадцатая,
в которой все заканчивается, хотя и не завершается
Из Лондона (Англия) в Венецию (на Адриатике) поступило письмо на имя Достопочтенного Питера Пайпера, со вложением второго послания: его Достопочтенному поручалось переправить — любым способом, помимо Почты, находившейся под неусыпным надзором — названному адресату, который, получив наконец конверт, развернул лист и прочел следующее:
БРАТ МОЙ, в час расставанья я обратился к тебе с вопросом: Почему ты доверился мне, посчитав, что я исполню твою просьбу, и почему решил, что я способен дать этому ребенку нечто большее, чем ее нынешние опекунши? В себе я не находил ничего, что побудило бы меня думать, будто я гожусь на это — не на сам поступок (тут у меня сомнений не было), но на все остальное. Расскажу тебе обо всем, что произошло: суди сам, оправдал ли я твое доверие. Увы — о тебе я смогу узнать что-либо лишь в том случае, если ты потерпишь неудачу и тебя повесят на площади.
Теперь к рассказу. Мой визит в Темпль, в контору мистера Уигмора Бланда (с бумагами под мышкой, которыми ты любезно меня снабдил — Доверенностью и прочим) оказался для косных наших дел все равно что Закваска, добавленная в тесто. Имения Сэйнов навсегда упразднены (или будут упразднены вскоре) — мы становимся безземельными — хотя столь крупной наличностью мы не располагали уже давно — ее распределение зависит от нашей с тобой договоренности: все Слуги и Арендаторы будут в должной степени обеспечены, а равно и кошки с собаками, которым ты по доброте душевной пожелал назначить пенсии. Грехи мои, таким образом, были отпущены, и я направил стопы к узилищу — мистеру Бланду прекрасно известны все подробности, касающиеся заточения Уны, о которой он сокрушался с подобающим чувством, — даже впал в самую настоящую меланхолию — ненадолго, впрочем, — и вскоре взял себя в руки. От него я узнал, что к леди Сэйн — как все еще именуется твоя законная Супруга — Рассудок так и не вернулся, хотя ее пользует целая орда медиков самого разного толка, которые облепили ее (и ее Чековую книжку) с цепкостью Пиявок, столь усердно ими применяемых; мистер Бланд уверен, что по крайней мере один из этих врачей не имеет отношения к врачебному искусству и годится разве что на роль Доктора в комической пантомиме — и вернее всего, что он такой не один.
154 
