171 
Путешествие юного лорда Байрона в Албанию, описанное в «Паломничестве Чайлъд-Гаролъда»… — Байрон посетил Албанию в 1809 г.
- Прекрасна ты, страна хребтов, пещер,
- Страна людей, как скалы, непокорных[81],
- Где крест поник, унижен калугер[82]
- И полумесяц на дорогах горных
- Горит над лаврами средь кипарисов черных.
- .
- Минуя Пинд, и воды Ахерузы,
- И главный город, он туда идет,
- Где Произвол надел на Вольность узы,
- Где лютый вождь Албанию гнетет[83],
- Поработив запуганный народ.
- Где лишь порой, неукротимо дики,
- Отряды горцев с каменных высот
- Свергаются, грозя дворцовой клике,
- И только золото спасает честь владыки[84].
- .
- Не портят вида разные строенья.
- Янину скрыла ближних гор стена,
- Лишь там и здесь убогие селенья,
- Кой-где маячит хижина одна,
- А вон поляна горная видна,
- Пасутся козы, пастушок на круче.
- Простых забот вся жизнь его полна:
- Мечтает, спит, глядит, откуда тучи,
- Или в пещере ждет, чтоб минул дождь ревучий.
- .
- Эпир прошли мы. Насмотревшись гор,
- Любуешься долинами устало.
- В такой нарядный, праздничный убор
- Нигде весна земли не одевала.
- Но даже здесь красот смиренных мало.
- Вот шумно льется речка с крутизны,
- Над нею лес колеблет опахала,
- И тени пляшут в ней, раздроблены,
- Иль тихо спят в лучах торжественной луны.
- За Томерит зашло светило дня,
- Лаос несется с бешеным напором[85],
- Ложится тьма, последний луч тесня,
- И, берегом сходя по крутогорам,
- Чайльд видит вдруг: подобно метеорам,
- Сверкают минареты за стеной.
- То Тепелена, людная, как форум,
- И говор, шум прислуги крепостной,
- И звон оружия доносит бриз ночной.
- Минуя башню, где гарем священный,
- Из-под массивной арки у ворот
- Он видит дом владыки Тепелены
- И перед ним толпящийся народ.
- Тиран в безумной роскоши живет:
- Снаружи крепость, а внутри палаты.
- И во дворе — разноплеменный сброд:
- Рабы и гости, евнухи, солдаты,
- И даже, среди них, «сантоны» — те, кто святы.
- Вдоль стен, по кругу, сотни три коней,
- На каждом, под седлом, чепрак узорный.
- На галереях множество людей,
- И то ли вестовой или дозорный,
- Какой-нибудь татарин в шапке черной
- Вдруг на коня — и скачет из ворот.
- Смешались турок, грек, албанец горный,
- Приезжие с неведомых широт,
- А барабан меж тем ночную зорю бьет.
- Вот шкипетар, он в юбке, дикий взор,
- Его ружье с насечкою богатой,
- Чалма, на платье золотой узор.
- Вот македонец — красный шарф трикраты
- Вкруг пояса обмотан. Вот в косматой
- Папахе, с тяжкой саблею, дели,
- Грек, черный раб иль турок бородатый —
- Он соплеменник самого Али.
- Он не ответит вам. Он — власть, он — соль земли.
- Те бродят, те полулежат, как гости,
- Следя за пестрой сменою картин.
- Там спорят, курят, там играют в кости.
- Тут молится Ислама важный сын.
- Албанец горд, идет, как властелин.
- Ораторствует грек, видавший много.
- Чу! С минарета кличет муэдзин.
- Напоминая правоверным строго:
- «Молитесь, Бог один! Нет Бога, кроме Бога!»
- Как раз подходит рамазан, их пост.
- День летний бесконечен, но терпенье!
- Чуть смеркнется, с явленьем первых звезд,
- Берет Веселье в руки управленье.
- Еда — навалом, блюда — объеденье!
- Кто с галереи в залу не уйдет?
- Теперь из комнат крики, хохот, пенье,
- Снуют рабы и слуги взад-вперед,
- И каждый что-нибудь приносит иль берет.
- Но женщин нет: пиры — мужское дело.
- А ей — гарем, надзор за нею строг.
- Пусть одному принадлежит всецело.
- Для клетки создал мусульманку Бог!
- Едва ступить ей можно за порог.
- Ласкает муж, да год за годом дети,
- И вот вам счастья женского залог!
- Рожать, кормить — что лучше есть на свете?
- А низменных страстей им незнакомы сети.
- В обширной зале, где фонтан звенит,
- Где стены белым мрамором покрыты,
- Где все к усладам чувственным манит,
- Живет Али, разбойник именитый.
- Нет от его жестокости защиты.
- Но старчески почтенные черты
- Так дружелюбно-мягки, так открыты,
- Полны такой сердечной доброты,
- Что черных дел за ним не заподозришь ты.
- Кому, когда седая борода
- Мешала быть, как юноша, влюбленным?
- Мы любим, невзирая на года,
- Гафиз согласен в том с Анакреоном.
- Но на лице, годами заклейменном,
- Как тигра коготь, оставляет шрам
- Преступность, равнодушная к законам,
- Жестокость, равнодушная к слезам.
- Кто занял трон убийц — убийством правит сам.
- Однако странник здесь найдет покой,
- Тут все ему в диковинку, все ново,
- Он отдохнет охотно день-другой.
- Но роскошь мусульманского алькова,
- Блеск, мишура — все опостылет снова,
- Все было б лучше, будь оно скромней.
- И Мир бежит от зрелища такого,
- И Наслажденье было бы полней
- Без этой роскоши, без царственных затей.
- В суровых добродетелях воспитан,
- Албанец твердо свой закон блюдет.
- Он горд и храбр, от пули не бежит он,
- Без жалоб трудный выдержит поход.
- Он — как гранит его родных высот.
- Храня к отчизне преданность сыновью,
- Своих друзей в беде не предает
- И, движим честью, мщеньем иль любовью,
- Берется за кинжал, чтоб смыть обиду кровью.
- Среди албанцев прожил Чайльд немало.
- Он видел их в триумфе бранных дней,
- Видал и в час, когда он, жертва шквала,
- Спасался от бушующих зыбей.
- Душою черствый в час беды черствей,
- Но их сердца для страждущих открыты —
- Простые люди чтут своих гостей,
- И лишь у вас, утонченные бритты,
- Так часто не найдешь ни крова, ни защиты.
81
Примеч. Байрона: Об Албании Гиббон замечает, что эта страна «по сравнению с Италией известна меньше, чем внутренняя Америка». Обстоятельства, объяснение которых не имеет значения, привели г. Хобхауза и меня в эту страну прежде посещения какой-либо другой части оттоманских владений; и, за исключением майора Лика, бывшего в то время официальным резидентом в Янине, ни один англичанин никогда не бывал внутри страны дальше ее главною города, как недавно уверял меня сам г. Лик…
Об Албании и ее жителях я не хочу распространяться, потому что это будет сделано гораздо лучше моим товарищем по путешествию в сочинении, которое, вероятно, появится ранее выхода в свет моей поэмы; а мне не хотелось бы ни следовать за ним, ни предупреждать его. Но для объяснения текста необходимо сделать несколько замечаний…
Ни один народ не внушает своим соседям такой ненависти и страха, как албанцы; греки едва ли считают их христианами, а турки едва ли признают их мусульманами; в действительности же они представляют помесь того и другого, а иногда — ни то ни другое. Нравы у них разбойничьи; они все вооружены; и арнауты с красными шалями, и черногорцы, и химариоты, и геги — все ненадежны; прочие несколько отличаются по наружному виду, но в особенности — по характеру. Насколько я их знаю по личному своему опыту, я могу дать о них благоприятный отзыв…
Албанцы вообще (я говорю не о провинциальных землевладельцах, которые также носят это имя, а о горцах) отличаются изящною внешностью… Их походка — совершенно театральная; но такое впечатление происходит, вероятно, от капота или плаща, который свешивается с одного плеча. Их длинные волосы напоминают о спартанцах, а их храбрость на войне не подлежит никакому сомнению. Хотя у гегов и есть кавалерия, но я никогда не видел хорошего арнаутского наездника; мои люди предпочитали английские седла, в которых, однако, вовсе не умели держаться. Но пешие они не знают усталости.
82
Примеч. Байрона: Так называются греческие монахи.
83
Примеч. Байрона: Прославленный Али-паша.
84
Примеч. Байрона: Пять тысяч сулиотов среди скал в цитадели Сули в течение восемнадцати лет оказывали сопротивление тридцати тысячам албанцев; наконец цитадель была взята с помощью подкупа. В этой борьбе были отдельные эпизоды, достойные, пожалуй, лучших дней Греции.
85
Примеч. Байрона: Когда автор проезжал мимо реки Лаос, она была полноводна и, сразу за Тепеленом, казалась глазу столь же широкой, как и Темза у Винчестера; по крайней мере, так сочли автор и его спутник. Летом, должно быть, он гораздо уже. Лаос — без сомнения, прекраснейшая река Леванта; Ахелой, Алфей. Ахерон, Скамандр и Кайстер — никто не сравнится с ним ни в ширине, ни в великолепии.
171 
