138. Лорд Клэр — Джон Фицгиббон Клэр (1792–1851), которому посвящено одно из стихотворений сборника «Часы досуга»:
- Когда, о друг моей весны,
- Бродили мы, любви полны
- Друг к другу всей душой —
- Блаженство было нам дано,
- Какое редко суждено
- В юдоли нам земной.
- .
«Школьная дружба была для меня страстью (я был страстен во всем), но, кажется, ни разу не оказалась прочной (правда, в некоторых случаях она была прервана смертью). Дружба с лордом Клэром, одна из самых ранних, оказалась наиболее длительной и прерывалась только разлукой. Я до сих пор не могу без волнения слышать имя "Клэр" и пишу его с тем же чувством, что и в 1803–1804 — 1805 гг. ad infinitum»[98] («Разрозненные мысли», № 91).
«…Я встретил его, после семи или восьми лет разлуки, на дороге между Имолой и Болоньей. В 1814 г. он ездил за границу и вернулся в 1816 г., как раз когда я уехал. Наша встреча на миг стерла в моей памяти все годы, прошедшие после Харроу. То было новое, непонятное чувство, подобное воскресению из мертвых. Клэр также был сильно взволнован — внешне даже больше меня; я чувствовал биение его сердца в пожатии руки, если только это не бился мой собственный пульс. Он сказал мне, что в Болонье я найду от него письмо. Так и оказалось. Нам пришлось разминуться и ехать дальше — ему в Рим, мне в Пизу, но весной мы обещали друг другу встретиться вновь. Мы провели вместе всего пять минут на проезжей дороге, но мне трудно вспомнить в своей жизни час, с которым их можно было бы сравнить. Он знал, что я еду, и оставил мне письмо в Б., потому что сопровождавшие его лица не могли задержаться там дольше. Из всех, кого я знал, он менее всего изменился и менее всего утратил те высокие душевные качества, которые так сильно привязали меня к нему в школе. Я не мог предполагать, чтобы общество (или свет, как его называют) могло оставить на человеке так мало пагубных следов дурных страстей. Я говорю это не только по личному впечатлению; так говорили все, от кого я слышал о нем за годы нашей разлуки» (там же, № 113).
«Мой лучший друг, лорд Клэр, в Риме: мы повстречались на улице, и встреча оказалась весьма чувствительной — очень трогательной с обеих сторон. Я всегда любил его больше всех мужчин мира» (Томасу Муру, 1 марта 1822 г.).
Добавлю к этому, что в Харроу Байрон и Клэр страшно ревновали друг друга к соученикам; Байрон устраивал сцены, Клэр писал отчаянные письма.
Джон Эдльстон —
«…С тех пор как я поступил в Тринити-колледж в октябре 1805 года, он был моим постоянным спутником. Поначалу мое внимание привлек его голос, выраженье лица подтвердило первое впечатление, и, наконец, манеры его навсегда привязали меня к нему. В октябре он отправляется в один торговый дом в город, и, возможно, мы не увидимся вплоть до моего совершеннолетия, и тогда я предоставлю ему выбор: или войти со мной в интерес в качестве делового партнера, или же поселиться вместе. Несомненно, в нынешнем расположении духа он бы предпочел последнее, но за оставшееся время еще может переменить свое мнение — во всяком случае, решать будет он. Я, вне всякого сомнения, люблю его больше, чем кого бы то ни было на свете, и ни время, ни расстояние нимало не повлияли на мою обычно столь переменчивую натуру… Он, несомненно, сильнее привязан ко мне, чем я к нему. Пока я был в Кембридже, мы встречались каждый день, зимой и летом, не скучали ни одно мгновенье и всякий раз расставались все с большей неохотой» (к Элизабет Бриджит Пигот, 5 июля 1807 г.).
Эдльстону посвящено раннее стихотворение Байрона «Сердолик»:
- Не блеском мил мне сердолик!
- Один лишь раз сверкал он, ярок,
- И рдеет скромно, словно лик
- Того, кто мне вручил подарок.
- Но пусть смеются надо мной,
- За дружбу подчинюсь злословью:
- Люблю я все же дар простой
- За то, что он вручен с любовью!
- Тот, кто дарил, потупил взор,
- Боясь, что дара не приму я,
- Но я сказал, что с этих пор
- Его до смерти сохраню я!
- И я залог любви поднес
- К очам — и луч блеснул на камне,
- Как блещет он на каплях рос…
- И с этих пор слеза мила мне!
- .