Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
39 
Как передать здесь юношеские разговоры — пылкие, хотя и отрывочные? Остроты и шутки жили не дольше мига и давным-давно утратили свою соль — бахвальство и дерзкие притязания растворились в воздухе — Соученики и Наставники, о которых они отзывались презрительно либо с пламенным восхищением, исчезли или рассеялись по свету; и все — все переменились: мальчики перестали быть мальчиками, а иные сошли в могилу. Али — читатель, вероятно, это уже усвоил — остро чувствовал несправедливость, к чему имел немалые основания, — однако сердце его оставалось чистым, неиспорченным и до сих пор не омраченным; он неизменно стоял на страже своей чести, под которой понимал свою сокрытую личность, что вечно пребывала под угрозой, всегда готова была испариться и с трудом удерживалась в путах плоти постоянной бдительностью. Лорд Коридон был его противоположностью, или же дополнением; они разительно отличались друг от друга окрасом, да и всем прочим: лорд Коридон был гораздо светлее сотоварищей, тогда как Али — темнее; глаза у него были светло-голубые — у Али темно-синие; оба бедны, но лорд Коридон отличался веселостью и беспечностью; никогда не церемонился и не кичился превосходством, что, как он хорошо знал, было слишком больным местом для Али; он был уступчив и легко прощал обиды, однако легкомыслен в своих Привязанностях, и Али — который если и вверял кому-то свое сердце, то уж навеки — порой мучительно это ощущал.
И все же, нет спора, отрадно было найти в таком месте, как Ида, того, кто утешал тебя и пестовал в горестях; оборонял тебя или сам вставал под твою защиту; бок о бок раздевался и вместе принимал ледяную ванну, а потом укладывался рядом в теплую постель (единоличная стоила дороже, и ни один из друзей не мог себе этого позволить); отрадно было веселиться, держась за руки, и сообща противостоять всему миру!
По окончании семестра друзья не захотели расставаться, и младший пригласил старшего к себе — пробыть у него в доме, сколько тому заблагорассудится. Впрочем, об ожидавшем Али гостеприимстве лорд Коридон отозвался иронически: «Там нет ни аббатства, ни замка, — рассмеялся он, — и никаких тебе развлечений: остается одно — лазать по холмам, распевать на три-четыре голоса или глазеть в окно; но я честно выполнил свой долг — предупредил тебя!» Однако свой долг сотоварищ выполнил лишь отчасти: не все рассказал, что следовало, о своем доме и семействе — о чем Али догадывался по пляшущим в его глазах искоркам, но более не допытывался; только написал леди Сэйн, что длительное путешествие в Шотландию и обратно за столь короткое время не совершить и что он будет прекрасно устроен, — лорд Коридон в почтительной приписке подтвердил его слова — и друзья устремились на Запад в пассажирском дилижансе чуть ли не с единственным шиллингом на двоих — и Али с изумлением ловил себя на мысли, что еще ни разу в жизни не отправлялся он в путешествие, исполненный лишь добрыми надеждами и счастливыми ожиданиями!
Примечания к третьей главе
1. руины Аббатства: Лорд Байрон изображает на этих страницах наследственное поместье в Ноттингемшире — Ньюстедское аббатство, проданное им в юности за долги, о чем впоследствии (как я предполагаю) он неизменно сожалел. За всю историю аббатства не часто в нем царило счастье. Состояние, которое позволило бы роду Байронов сохранить фамильное гнездо, реквизировали аудиторы Кромвеля, впоследствии же так и не восстановилось; предка лорда Байрона — пятого лорда, известного миру как «Злой Байрон», — нельзя всецело винить за ущерб, причиненный имению, за распродажу предметов обстановки и проч., и проч., поскольку угрюмый пэр не имел иных средств для поддержания в жилом виде собственности, которую не мог продать, и ее-то, несмотря на всю к ней любовь, мой отец уже не был в состоянии содержать.
Сама я лишь недавно возвратилась из тех мест, которые прежде не видела никогда и куда была вместе с мужем любезно приглашена нынешним владельцем аббатства — полковником Уайлдменом, совершенно чуждым дикости, на какую намекает его фамилия[2], радушным хозяином, страстным поклонником моего отца, преданным его памяти: придавая дому великолепие, невиданное во все прежние времена, он, тем не менее, бережно сохранил все реликвии, связанные с жизнью моего отца под этим кровом. Признаюсь, что поначалу, проходя пышными залами и оглядывая заново разбитый парк, я испытала некий упадок духа: передо мной лежала Усыпальница моего рода, где прошлое заключено в гробницу и его более нельзя коснуться ни рукой, ни мыслью. Я будто сама обращалась в камень — и не могла избавиться от чувства, что все это должно было принадлежать МНЕ: меня охватила не радость и уж никак не зависть, но бесконечная печаль, словно от упущенной возможности или от неисполненного долга, к которому уже никогда не вернуться.
39 
