Последние отзывы

  43  

Ида вновь увлекла своих питомцев привычными занятиями и развлечениями, стычками и раздорами. В конце семестра Али постарался избежать посещения своего дома — где, находился там Отец или нет, единственной его заступницей была слабая громада, официально именуемая Матерью, — и вместо того вновь ступить на холмы ставшего отрадным для него графства друзей. В разгар приготовлений к визиту, когда Али слушал лорда Коридона, перечислявшего будущие забавы и празднества (близилось Рождество — а значит, невзирая на стесненные денежные обстоятельства, вполне возможными представлялись жареный Гусь и пудинг, а также катание на коньках и полено, сжигаемое в камине в сочельник), к Али явился Наставник и, отозвав его к себе в кабинет, наедине сообщил ему новость (и, надо отдать ему должное, сделал это с участливой предупредительностью) о том, что его матушка, после долгих лет болезни, покинула нашу юдоль слез и переселилась в лучший мир. Али не нашел слов в ответ, а наставник, озадаченный странным бессердечием, изобличавшим, как ему представилось, подлинную натуру и характер Али, ни словом, впрочем, об этом не обмолвился, но предложил только всячески способствовать скорейшему, согласно полученным от лорда Сэйна инструкциям, отъезду юноши в Шотландию — в Аббатство, где Али, заверил он, «пораженный скорбью, обретет любовь и утешение»; и юноша, все еще не в силах говорить, отправился в путь.

Когда присланная лордом Сэйном карета приблизилась наконец к Аббатству, встретил наследника не отец, а Старина Джок, со слезами на глазах поведавший Али о последних днях леди Сэйн— как она молилась за пасынка — какие страхи на пороге Смерти ее терзали — и какие одолевали страдания: Старина Джок по складу своему не считал полезным или нужным скрывать эти тяжкие подробности. В самом деле, природа стирает различия между Лэрдом и его Вассалом — и шотландцы не замалчивают общий удел смертных, тогда как на Юге телесные невзгоды джентльмена и сама бренная его сущность (даже фурункулы или простуды, коли на то пошло) возводятся в особый, высший ранг: их не подобает поминать наравне с хворями слуги или трубочиста.

Оставив Старину Джока у очага, Али бросился к отцу: тот был одет в дорожное Платье и явно не имел времени отвечать на расспросы сына о женщине, проведшей долгие годы затворничества на верхнем этаже Аббатства, единственным властителем которого он теперь стал. «Могу ли я, — спросил Али, — посетить место ее погребения? Не думаю, что прошу слишком многого. Она, в конце концов, была моей Матерью».

Лорд Сэйн на минуту вгляделся в сына, словно желая установить, не делают ли из него посмешище. «У меня неотложное дело вдалеке от дома, — помедлив, ответил он, — и задерживаться мне некогда. Но, если ты настаиваешь, я пройдусь с тобой до склепа, где она упокоена со всем удобством, бок о бок со своими предками. Однако поспешим: усопшие не противятся краткости Похорон — впрочем, как я полагаю, и ничему другому они не прекословят. Ха! Живенько, покойники! — да тут у меня, похоже, сложился презанятнейший каламбур».

Лорд Сэйн велел оседлать лошадей — и вскоре мчался впереди во весь опор по невспаханным полям, перемахивая через живые изгороди, словно желал вышибить Али из седла или же вышибить из юноши дух — не произошло ни того ни другого, — пока наконец они не достигли старинной церквушки — столь крохотной и древней, что с первого взгляда она казалась случайным нагромождением камней, хотя на деле была творением набожных рук, построивших ее в давно минувшие времена — с алтарем, сводчатым окном и лестницей, ведущей в склеп. Церковный сторож их не встретил; Отец и Сын вдвоем сошли в темноту, где острое зрение — одна из немногих черт, унаследованных Али, — позволило им различить изваяния прародителей леди Сэйн и новый гроб, втиснутый между прочими. Простояли они там и вправду недолго — не молились и не говорили, — хотя Али чувствовал, как в горле поднимается комок, а к глазам подступают нежданные слезы: ему вспоминались доброта покойной и ее долгое заточение в разлуке со всем, что она любила, — и вот теперь ее тусклая Свеча погасла навсегда. Неужели жизнь — только это, и ничего больше? Ждет ли нас за смертным порогом новое начало — там, где только свет, движение, сила, любовь? Она в этом не сомневалась; Али желал, чтобы для нее это сбылось.

Когда оба вновь оказались на морозном солнце, лорд Сэйн устремил взгляд на простершиеся вокруг поля, завел руки за спину и стиснул в перчатках набалдашник кнута, подрагивавшего, будто хвост (которого лорд был лишен). «Не воображай, кстати, — заговорил лорд Сэйн, — что кончина этой леди принесет тебе существенную выгоду. Ты и в самом деле законный наследник ее земель, хоть и неухоженных, но избавиться от них у тебя не больше власти, чем у меня. Сохраняя их для будущих поколений, барышей ты не наживешь, а скорее растратишь последнее».

  43