Но и все остальные книги представлялись Ричарду чем-то вроде Сибири: чем-то до смешного недружелюбным. Чем-то вроде поселений прокаженных в Сибири, о которых Ричард читал целую неделю. При мысли о сибирских прокаженных по спине у него пробегала дрожь — не от холода, а оттого что можно быть таким оторванным от мира. Сибирские прокаженные со всеми их страданиями и бесчестием были к тому же затеряны во времени, потому что никто и никогда не приближался к их миру и, значит, никто и ничто не меняли его, их мир оставался вечно неизменным в своем оледенении. Что влекло Ричарда к сибирским прокаженным? Почему он чувствовал себя одним из них? Ведь Сибирь не вся такая, это не только карантин и ГУЛАГ, не только море страданий. В Сибири водятся медведи и даже тигры.
Он перечитал раздраженное, почти угрожающее письмо от издателей — о Сибири и сибирских странствованиях Ричарда Талла.
— Это шутка. Пошли они в задницу, никуда я не поеду.
— Ругаться нехорошо, — раздался голос Марко, который стоял на пороге, обнимая дверную притолоку.
— Я никуда не поеду, Марко. Они не могут заставить папу поехать.
— Кто они?
— Издательство «Бёртстоун букс».
— Куда поехать?
— В Сибирь.
Марко переварил информацию. В конце концов, для него это был самый обычный разговор. По лицу его можно было прочесть, что он собирается сказать что-то хорошее — ну, допустим, что он не хочет, чтобы папа куда-то ехал. Но Марко ничего не сказал, а только смущенно потупился. Вот где я закончу свои дни, подумал Ричард. После того как уйдет Джина и я надоем Энстис. Я поселюсь среди сибирских прокаженных. Он представил, какой значительной фигурой он был бы в колонии, — настолько значительной, что за ним признали бы право презрительно усмехаться при виде тех, кому повезло меньше него, по крайней мере вначале, пока он не поддастся роковому недугу.
Кирка выписали из больницы, и Стив, как положено, отправился его навестить. Кирк был его заместителем. По части мордобоя.
Они сидели и смотрели видео — Стив на стуле в своем плаще, а Кирк на кушетке, укрывшись одеялом. Лицо его все еще напоминало пиццу с анчоусами.
Это был самый обычный фильм: копы, грабители. Или ФБР против серийных убийц. Стив, смотревший почти исключительно порнуху, испытывал какое-то внутреннее беспокойство, когда ему приходилось смотреть обычный фильм. Всякий раз, когда мужчина и женщина оказывались одни в комнате, в лифте или в полицейской машине, он никак не мог понять, почему они не срывают друг с друга одежду. Что с ними такое? На полочке над телевизором располагалась скромная эротическая коллекция Кирка: грудастые провинциалки. Стив прекрасно представлял себе эротический идеал Кирка — голая блондинка под сто кило весом сверху.
— Как ты? — спросил Стив, имея в виду общее состояние Кирка и его ближайшие планы по работе.
Кирк только уныло махнул рукой.
— Биф? — спросил Стив.
— Биф, — ответил Кирк, опуская свое «узорное» лицо, на котором вырисовывались то луковые колечки, то анчоусы.
Нет, вы видели? Он все еще тосковал. Бифа прикончил брат Кирка, Ли, после того, как собака набросилась на его дочку. За этим последовало ответное нападение Кирка на Ли. И возвращение Кирка в больницу — на этот раз ненадолго.
— Кирк, дружище, — сказал Стив, вставая. — Ты ведь не собираешься никуда выходить, правда? Передай привет своей маме.
Никто еще пока не написал романа под названием «Квако». И правильно сделал. Потому что у этого романа не было бы ни начала, ни середины, ни конца. И никакой пунктуации. Это была бы полная неразбериха.
Выхода в свет романа под названием «Квако» в ближайшем будущем не предвидится, как не предвидится и войны из-за наркотиков. С какой стати? Надо быть реалистом. «Надо быть реалистом», — иногда бормотал себе под нос Стив Кузенс, когда видел в порнофильмах женщин, не увеличивших себе грудь при помощи пластической хирургии. «Надо быть реалистом. Вот она жизнь, — бормотал он, глядя на не увеличенные груди без единого шрама. — Господи. Вот она жизнь». И вот теперь Стиву нужно было заняться делом. Он должен был взять у жизни свое. Ему нужно было отнять жизнь. Он знал, как это делается. Какой-то старикан, в какой-то старой халупе, под этим долбаным дождем… Нет, до Скуззи в мире определенно не было личности. Отнять жизнь и взять у жизни — это совершенно разные вещи. Но, как казалось Стиву Кузенсу, вовсе не противоположности.