ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  78  

За баранкой — Тринадцатый. Он один, если не считать Джиро, который спит на своей клетчатой подстилке и вздрагивает во сне, мучимый кошмаром. На лице Тринадцатого характерное возмущенное выражение — свидетельство еще одного недавнего визита в городской суд. Его обвинили в нарушении общественного порядка. На Лэдброук-Гроув. В субботу вечером. Просто смех, да и только: они просто позабавились с молочными бутылками. С пустыми молочными бутылками. Нет, вы слыхали? Нарушение общественного порядка? На Лэдброук-Гроув? В субботу вечером? Какой там, на хрен, порядок?

Качая головой, Тринадцатый посмотрел на дверь с номером. Там, за дверью, был Стив — он обговаривал с Дарко и Белладонной, что им делать дальше.


Эта фраза обращает на себя внимание своей странной эмоциональной нагрузкой: «Хороший мальчик и плохой мальчик пошли в лес».

— Ладно, — сказал Ричард.

Он был в халате и еще не завтракал: маленькая кучка ядерных отходов. Было восемь утра. На кухне, через коридор, Джина и Мариус ели кашу. А Ричард чувствовал себя шахтером после ночной смены — с серым лицом, если не считать поблескивающих капелек холодного пота.

— Ладно. Какое у нас первое слово?

Наморщив лобик, Марко смотрел на страницу.

— Ладно. Какая у нас первая буква?

— …Кэ, — сказал Марко.

— Подумай.

— Хэ.

— Хорошо. Дальше.

— …О.

— Хорошо.

— …Тэ.

— Подумай.

— …Шэ.

— Хорошо.

— …И.

— Да.

— Й.

— Хорошо. И что получается? — Ричард подождал. — Что же получается? — Ричард подождал еще немного. Наконец ему надоело ждать, и он сказал: — Хо-ро-ший.

Теперь они оба в упор смотрели на неприступную твердыню второго слова.

— Мэ, — произнес Марко. — А, — сказал он немного погодя. И еще немного погодя: — Лэ.

— Ну, Марко?

— Ы, — сказал Марко.

— Нет. Подумай.

— Ль.

— Хорошо.

— Чэ.

— Да.

— И.

— Дальше.

— Кэ.

— Молодец. А теперь прочитай все слово.

— Ма-лы-чик.

— О боже, — сказал Ричард.

На самом деле в эту минуту он думал о том, как малыш вообще может сидеть у него на коленях. Неужели он не слышит того бессвязного блюза, который без конца крутится в голове у отца? Как случалось и прежде, Марко, в своей шелковой пижамке сидящий у него на коленях, его невинное ерзанье вызвали у Ричарда эрекцию. Раньше это его тревожило и поражало, как что-то, о чем лучше помалкивать. Но опять же, он был в достаточной степени художником, чтобы верить в общечеловечность своих реакций. Он расспрашивал других папаш и выяснил, что с ними случалось то же самое. Это было всеобщим — универсальным. И все же это казалось извращенным по своей сути. Особенно если подумать обо всех прочих случаях, когда мысленно молишь об эрекции, но все бесполезно. А сейчас она была совсем не нужна. Напротив, она была нежелательна.

Они кое-как одолели «плохой» (пло-кой, пло-ной), снова составили «мальчик», потом с трудом сложили «пошли» (пожли, помли) и наконец добрели до предлога «в». В следующее слово Марко вглядывался минуты полторы. За это время Ричард успел выбраться из-под него. Ладно: бог с ним, с этим «лесом». Леса… они у Данте, Спенсера, Вергилия и Мильтона символизировали жизненные соблазны. Хороший мальчик и плохой мальчик отправились в лес. Заколдованные поляны в мрачных чащобах, здесь есть места, где легко сбиться с пути, или места, где колдовские чары развеиваются, — в любом случае, это места, где ты должен пройти испытание. Ричард подумал, случалось ли Гвину в ходе его экспериментов по впаданию в детство читать так, как читает Марко: по одной букве за двадцать секунд. Как удалось Гвину развить в себе эту привычку? Возможно, автоматически, возможно, у его придури были перерывы на обед. А может, он просто думал, что это хорошо для его имиджа. Он мог притворяться ради журналистов, которые покорно и с восхищением описывали этот феномен. Вот Гвин замолкает на середине фразы, берет из вазы апельсин и задумчиво разглядывает его. А вот, выйдя из ресторана, он вдруг замедляет шаг, словно пригвожденный к месту, около витрины магазина игрушек. И это невозможно проделать еще раз, потому что номер с апельсином выдумал какой-то шпион, а магазин игрушек — это вовсе не чудесный храм, а поле битвы финансовых аналитиков и специалистов по маркетингу… Неожиданно Гвин уехал в десятидневную поездку по Италии, где, как он уведомил Ричарда, второе издание «Амелиора» «вызвало живой отклик». Единственной положительной динамикой в делах Ричарда можно было считать то, что ему удалось заказать, получить и должным образом препроводить в печать положительную рецензию на «Парное свидание» Люси Кабретти — критика-феминистки из Вашингтона.

  78