Десять тридцать пять: Упадок

Я взвешиваю в руке Блейка издательства «Лонгман». На внутренней стороне обложки замечаю надпись карандашом, сделанную Рейчел: «Чарльзу с любовью от Рейчел». Указательным и большим пальцем я беру старательную резинку, постукиваю резинкой по столу.

Элейн, подружка моего старшего брата, сидела на диване, держа в руке стакан виски со льдом. Вот что она мне говорила:

— Джерри, тот котяра, с которым я трахалась до Марка, такой, типа, поэт, внештатный лектор и всякое прочее, у него была тема, что мы все, ну, типа, дети, порой нежные, иногда, может, прикольные, но все равно наебываем и убиваем друг друга почем зря. В общем, Джерри ушел в эти апокалиптические противопоставления, типа, Бог и Дьявол, созидание и напалм, любовь и наркота, ебля и жестокость, рождение и смерть, молодость и дерьмо.

— Врубаюсь, — соврал я.

— Его стихи становились все мрачнее, а кислотные трипы все чаще превращались в измены, он перестал читать лекции, кричал по ночам, стремался ходить один в туалет, становился все более странным и менее адекватным, почти не ел. Я понимала, что с ним происходит, но…

— Ну да, полная фигня. Тебя…

— Точно. И для меня это тоже было вроде наркотика. — Она засмеялась. — Иногда он растворялся во мне целиком, любил меня, говорил, что я красивая (это было правдой), а иногда было видно, что я ему до лампочки. — Она снова засмеялась. — Мы занимались этим, может, раз в неделю, да? Ему больше нравилось трахать головой стену, чем меня.

— Отлично понимаю, о чем ты говоришь.

За полчаса до этого я наблюдал из окна уборной, как отец провожает сэра Герберта, Вилли Френча и женщин (которых он наградил совершенно одинаковыми поцелуями). Когда они уехали, мать, в светло-вишневом брючном костюме с зеленой окантовкой и золотыми пуговицами, встала с ним рядом. Отец обнял ее за плечи, и она поспешно ответила, обвив его рукой вокруг талии. Они обменялись фразами, которых мне не было слышно. Но по повороту головы моего отца я мог с уверенностью сказать, что он старался быть мил.

Они все еще стояли там, когда из-за поворота подъездной аллеи появились две машины. Из первой, «MG» моего брата Марка, вылезли сам Марк — лыбящаяся жопа — и Элейн. Из второй, «ягуара», нарисовались двое красавчиков-гангстеров и высокая девушка; я заметил, как у нее из-под юбки (шириной с ремень) мелькнули алые трусики. Под впечатлением этого я поспешно подрочил, не получив ни малейшего удовольствия, и спустился к остальным. Мое лицо все еще горело, хотя это могло быть и от кашля. Я всегда много кашляю, когда плачу.

Мой отец, брат и все остальные вошли в гостиную. Они говорили о том, что можно усовершенствовать в доме. Марк строил планы ландшафтного строительства на заднем дворе. Затем он подвел своих друзей к полке с напитками и налил им джина. Они шутили и смеялись, и было похоже, что им неплохо вместе, как и должно быть у высоких, здоровых людей, если с ними все в порядке. Элейн подчеркивала свою независимость, продолжая экспериментировать с потоком сознания.

  57