Последние отзывы

  73  

— Просто пораскинуть мозгами, — повторяю я и киваю инспектору; он кивает мне. — Просто подумать, — говорю я.

Макданн кивает.

Лето в Стратспелде; первый по-настоящему теплый денек в том году, воздух теплый и наполнен кокосовым запахом утесника, покрывшего горы сочно-желтыми заплатами, и пряной сладостью сосновой смолы, стекающей густыми прозрачными каплями по грубым стволам. Жужжали насекомые, бабочки наполняли прогаггины бесшумными вспышками цвета; в полях ныряли и резко взмывали вверх коростели, их странный зов дробью звучал в напитанном ароматами воздухе.

Мы с Энди пошли вдоль берега реки и озера, забираясь на скалы выше по течению, затем направились обратно, наблюдая, как рыба лениво выпрыгивает над ровной гладью озера или, щелкая челюстями и оставляя рябь на воде, хватает насекомых, усеявших спокойную поверхность. Время от времени мы забирались на деревья в поисках гнезд, но так ни одного и не нашли.

Мы сняли обувь и носки и бродили в зарослях тростника, окружавших скрытый заливчик с изрезанными берегами, где поток, вытекающий из декоративного пруда около дома, устремлялся к озеру в сотне метров вверх по берегу от старого лодочного сарая. Нам в то время уже разрешали брать лодку, если только на нас были спасательные жилеты, и мы подумывали, что, может, так и сделаем — позднее: порыбачим или просто дурака поваляем.

Мы забрались на невысокую горушку к северо-западу от озера и улеглись в высокой траве под соснами и березами лицом к заросшему лесом холму по ту сторону лощины, где старый железнодорожный тоннель. А еще дальше, за другим лесистым кряжем, невидимая и слышимая лишь изредка (когда оттуда дует ветер), проходила главная дорога на север. А еще дальше самые южные отроги Грампианских гор — их зеленые и золотисто-коричневые вершины поднимались к голубым небесам.

В тот же день вечером мы все собирались в Питлохри, в театр. Меня эта перспектива не очень радовала (я бы предпочел посмотреть кино), но Энди сказал, что театр — что надо, и я за ним.

Энди было четырнадцать, а мне только что исполнилось тринадцать, и я гордился своим новым статусом тинейджера^[79] (и, как обычно, тем фактом, что в следующие пару месяцев я буду всего лишь на один год младше Энди). Мы лежали в траве, глядя на небо и на трепещущие листочки серебристых берез, посасывали стебельки тростника и разговаривали о девчонках.

Мы ходили в разные школы; Энди учился в мужском интернате в Эдинбурге и приезжал домой только на выходные. Я — в местной средней школе. Я спросил мать с отцом, нельзя ли и мне поступить в интернат — в тот эдинбургский, где учился Энди, — но они сказали, что мне там не понравится и, кроме того, это будет стоить уйму денег. А еще там нет девчонок, разве это меня не волнует? Это меня немного смутило.

Замечание о деньгах привело меня в замешательство; я привык считать, что мы люди состоятельные. У отца была автомастерская и маленькая заправочная станция на главной дороге через деревню Стратспелд, а у матери — крошечный магазин сувениров с кофейней; отец забеспокоился, когда после Шестидневной войны^[80] ввели ограничение скорости до пятидесяти миль в час и даже талоны на бензин, но это продержалось недолго, и, хотя в наши дни цена на бензин и поднялась, люди не отказались от езды на машинах.

Я знал, что наше расположившееся на краю деревни модерновое бунгало с видом на Карс не идет ни в какое сравнение с домом родителей Энди — настоящим замком, на их собственной земле с прудами, ручьями, статуями, озерами, горами, лесом и даже заброшенной железнодорожной веткой в одном из уголков поместья; чего стоит один только их огромный фруктовый сад по сравнению с нашим единственным акром земли с кустами да травкой. Но я и не думал, что денежный вопрос у нас стоит так остро; конечно, я привык получать почти все, что мне хотелось, и думал, что так оно и должно быть, — типичный образ мышления ребенка, если он растет у любящих родителей.

Мне никогда не приходило в голову, что другие дети не так избалованы, как вообще-то был избалован я, и прошли годы (мой отец к тому времени уже умер), прежде чем я понял, что затраты на учебу в интернате были всего лишь предлогом, а простая и сентиментальная правда состояла в том, что они не хотели со мной расставаться.

— А вот и не видел.

— Спорим, что видел.

— Врешь.

— А вот и нет.

— У кого?

  73