— Ишь, расселись… — раздается за спиной капитана чей-то голос.
Веларде оборачивается. Перед ним стоит сапожник в кожаном фартуке, только что отперший дверь в свою полуподвальную мастерскую на углу.
— Расселась, говорю, сволочь французская. Поглядите на них — как у себя дома.
Веларде рассматривает его: лет, должно быть, пятидесяти, лысый, со светлыми водянистыми глазами, источающими презрение. Он смотрит на французов так, словно мечтает, чтобы здание, рухнув, похоронило их под обломками.
— А что вы против них имеете? — осведомляется капитан.
Сапожник меняется в лице. Он, без сомнения, подошел к офицеру, видя в нем единомышленника, ибо испанский мундир внушает доверие. И сейчас, не сводя с Веларде подозрительного взгляда, готов отпрянуть.
— То же, что и все, — фигу в кармане, камень за пазухой… — цедит он наконец сквозь зубы.
Веларде, хоть уже не первый день пребывает в сквернейшем расположении духа, не может сдержать улыбку:
— Подошли бы да и сказали им это в лицо. А?
Сапожник боязливо оглядывает его с головы до ног, задерживаясь на капитанских эполетах, на вышитых по углам воротника золоченых бомбах и явно пытаясь понять: «За кого он, этот прощелыга?»
— Может, и подойду…
Веларде рассеянно кивает и еще какое-то время стоит рядом с сапожником, рассматривая французов за столиком. И, не прощаясь, уходит вверх по улице.
— Трусы, — слышит он за спиной и понимает, что это относится не к французам.
И резко поворачивается на каблуках. Сапожник по-прежнему стоит на углу и глядит на него, подбоченясь.
— Что вы сказали? — спрашивает капитан, чувствуя, как прихлынула к лицу кровь.
Сапожник отводит глаза и, не отвечая, сам испугавшись собственных слов, спешит укрыться в подвале. Капитан открывает рот, чтобы выбраниться ему вслед, машинально стискивает рукоять сабли, борется с желанием наказать наглеца. Но вот он приходит в себя, стискивает зубы и стоит молча и неподвижно, ожидая, когда схлынет ярость, а сапожник меж тем, втянув голову в плечи, исчезает за дверью мастерской. Веларде в душевном смятении большими шагами уходит прочь.
* * *
В английском цилиндре на голове, в двубортном фраке с буфами на плечах и огромными лацканами, в жилете по моде, то есть едва доходящем до талии, с зонтиком под мышкой, литератор и отставной морской инженер Хосе Мор де Фуэнтес проходит по Калье-Майор. В Мадриде он оказался проездом к себе в Арагон, но предусмотрительно запасся рекомендательными письмами от герцога де Фриаса. Как и многие любопытствующие, только что побывал у почтамта, где справлялся, нет ли вестей из Байонны, однако никто ничего не знает. Выпив прохладительного в кафе на Сан-Херонимо, он решает осмотреть дворец. Крутом царит какая-то нервозная суета, и люди бегут навстречу ему, то есть в сторону Пуэрта-дель-Соль. Ювелир, отпирающий свою палатку, осведомляется: правда ли, что ожидаются беспорядки?
— Пустяки, — безмятежно отвечает Мор де Фуэнтес. — Сами знаете: собака, что лает, не укусит. Так же и народ.
Однако ювелиры с Пуэрта-де-Гвадалахара, судя по всему, не склонны разделять это спокойствие: многие лавки так и не открылись, а хозяева других стоят снаружи, не без тревоги наблюдая за все прибывающим народом. На Пласа-Майор и Сан-Мигеле — переливчатый многоголосый гомон зеленщиц и женщин с корзинками, а из нижних кварталов Лавапьес и Ла-Палома поднимается орава горластых и развязных молодцов с ухватками мадридской шпаны, галдящих: где, мол, тут она, шелупонь хренцузская, подавайте ее сюда, я у ней печенку выем. Но Фуэнтеса, который и сам склонен и к полету воображения, и даже к известному фанфаронству, это не тревожит, а лишь забавляет. В кратком мемуаре — или, верней будет сказать, наброске жизнеописания, опубликованном много лет спустя, он, вспоминая этот начинающийся день, упомянет и план обороны Испании, поданный на рассмотрение в Верховную хунту, и патриотического толка разговоры с капитаном артиллерии Педро Веларде, и даже свои призывы сегодня же обрушить на французов карающий меч святой мести, который, впрочем, сам он так в руки и не взял — и вовсе не потому, что случая не представилось.
— Куда вы, Мор де Фуэнтес? Посмотрите, какое столпотворение кругом.
Арагонец снимает шляпу. На углу улицы Консехос он только что повстречал знакомую — графиню де Хиральдели.
Да, я вижу. Не думаю, что это серьезно.