Особенно,... 
70 
Мэдди ощутила ее как воздушную яму, втянувшую и закружившую ее.
Локи увидел ее как глубокую темную рябь, прокатившуюся по долине.
Скади не услышала и не увидела ее, все внимание Охотницы было сосредоточено на маленьком ястребе впереди. На мгновение экзаменатор ощутил их присутствие. Мгновение экзаменатор был везде: парил в воздухе, крался по земле, сидел в кутузке, прятался под холмом. Сила вскипела в нем, ужасная и удивительная. Он потянулся сознанием дальше, коснулся Края Света и путаницы сознаний, ожидавших его. Внезапно он очутился там — в кабинете, библиотеке, келье, — сливаясь, касаясь, общаясь со всеми душами Ордена, не прибегая к словам.
Какое-то время сознания галдели одновременно, как голоса в толпе. Экзаменатор старался удерживать связь и сохранять рассудок. Теперь он мог различить отдельные голоса магистров и профессоров. Совет двенадцати — высший орган Ордена, в котором принимаются все решения и упорядочивается вся информация.
Внезапно все замолчали. Экзаменатор услышал единственный Голос, который обратился к нему по истинному имени.
«Элиас Рид», — нараспев произнес Голос.
Экзаменатор резко вдохнул. Уже почти сорок лет он не слышал своего имени. Он отказался от него, как и все подмастерья, ради безопасности и анонимности в Ордене. Из практических соображений он получил взамен номер — 4421974, который был выжжен на его руке во время посвящения.
Давно забытый звук собственного имени наполнил его необъяснимым страхом. Он чувствовал себя беззащитным, одиноким, крайне уязвимым под испытующим взглядом намного более сильного разума.
«Я вас слышу, магистр», — подумал он, борясь с желанием убежать и спрятаться.
Голос — который был не совсем голосом, а скорее светом, проникавшим прямо в его тайное «я», — как будто тихонько хихикнул.
«Тогда расскажи мне, что видишь», — приказал он, и экзаменатора немедленно пронзило невыносимо ужасное, невыносимо мучительное чувство: будто нечто безжалостно пролистывает страницы его сознания.
Вреда оно не причиняло, но все равно было больно. Секреты раскрывались, слабости обнажались, ветхие воспоминания съеживались под безжалостным светом. Вопрос о сопротивлении не стоял. Под испытующим взглядом Элиас Рид открыл душу — да, до последнего кусочка: каждое воспоминание, каждое честолюбивое желание, виноватое наслаждение, слабое возмущение, каждую мысль.
Экзаменатор остался пустым, рыдающим в смятении. Теперь его охватил новый страх, что Орден наблюдает и разделяет происходящее. Все подмастерья, все профессора, все магистры, вся мелкая сошка. Все здесь, все судят его сейчас.
Время остановилось. Замкнувшись в своем горе, экзаменатор сознавал, что в кабинетах Края Света ведутся споры. Голоса гудели вокруг него, взмывали от возбуждения. Ему было все равно. Он хотел спрятаться, умереть, зарыться глубоко в землю, где никто никогда его не найдет.
Но Голос еще не закончил с Элиасом Ридом. Сейчас он тасовал последние несколько часов, вникая безжалостно подробно в дела на холме, в приезд пастора и поимку чужака — особенно чужака, — просеивая и сличая каждую деталь, рассматривая каждый нюанс каждого слова, которое тот произнес.
«Еще», — требовал Голос.
— Магистр… я… — промямлил экзаменатор.
«Еще, Элиас. Мне нужно еще».
— Прошу вас! Магистр! Я все рассказал!
«Нет, Элиас. Ты видишь больше».
И в этот миг он осознал, что действительно видит. Словно око распахнулось в его сознании и уставилось за мир, в какую-то другую, сказочную обитель огней и цветов. Его глаза расширились.
— Ого! — выдохнул он.
«Смотри хорошенько, Элиас, расскажи мне, что видишь».
Это было откровение. Забыв о своем горе, экзаменатор жадно пил его. Все вокруг него живо: цвета за деревьями, следы-подписи за домами. Даже его собственная рука, большой и указательный пальцы которой были соединены в круг, отбрасывала яркий след, мерцающий на фоне темного воздуха. Несомненно, даже Небесная цитадель не могла быть прекраснее…
«Кончай таращиться и выгляни наружу».
— Простите, магистр, я…
«Наружу, я сказал!»
Он распахнул окно и перегнулся через подоконник, вновь всматриваясь в кольцо пальцев. Ночь тоже была прошита узорами: блекнущими следами множества цветов, в основном тусклых, некоторые из них, точно метеоры, пересекали небо. Самый яркий горел над кутузкой: след цвета крыла зимородка, стреляющий искрами в звездное небо.
70 
