Пэйс приподнялся на локоть. Волосы упали на лоб. Надо подстричься. Он не брился сегодня утром и заметил царапины на ее нежной груди. Он с усилием оторвал от нее взгляд и встретился с ее глазами. Как же он не подозревал раньше, что она так совершенно, так изящно сложена.
Когда он, наконец, посмотрел ей в лицо, взгляд у нее был уже несколько насторожен. Пэйсу не хотелось знать, что она сейчас может думать. Он остро ощущал, как изувечена рука и безобразен шрам на ребрах и весь он такой волосатый и грубый рядом с ее гладким, как шелк, совершенством. Тем более что его естество явно свидетельствовало сейчас о низменности его желаний. Просто удивительно, что она в ужасе не бежит от него.
– Я не хочу тебя насиловать, – сказал он глухо, – ты уже многим пожертвовала и неизвестно зачем.
Ее настороженность сменилась задумчивостью. Она ласково коснулась его небритого подбородка.
– Неужели так трудно поверить, что я сама этого хотела?
– Да, – ответил он резко. – Да, трудно. Не знаю, чего ты хочешь этим достичь, но я отчаянно хочу получить то, что ты мне предлагаешь. Во что бы то ни стало. А теперь убирайся, прежде чем тебя не пришли сюда искать.
И она отошла, оставив ему свою влажную рубашку – вытирать пот, и натянула прямо на тело нижнюю юбку и грубое платье из хлопка. Пэйс старался не пожирать ее взглядом, но ему трудно было отвести глаза, думая, что, возможно, больше никогда не увидит ее вот так.
Он надеялся, что она не поняла смысла только что сказанных им слов. Он мог лежать под этими деревьями хоть весь остаток недели, и никто бы его не хватился и не стал искать. Он не стоил того, чем она так бездумно ради него пожертвовала. И ему не хотелось, чтобы она поняла это, хотя бы сейчас.
Дора едва не выронила из рук суповую миску, когда вечером того же дня Пэйс вошел в столовую. Он был одет в вечерний костюм, как по торжественному случаю. На нем был застегнутый на все пуговицы сюртук в талию, хорошо накрахмаленная рубашка с жабо и узкий черный галстук, поддерживающий отложной воротник. Очевидно, он сменил мундир на партикулярное платье, чтобы сделать приятное отцу. Пэйс был выбрит и подстрижен. Зеленые глаза скучающе осмотрели все вокруг, а что касается Доры – она глаз не могла отвести от Пэйса. Во фрачном сюртуке и брюках он выглядел не менее величественно, чем в военной форме. Раненая рука была неестественно согнута, но его атлетическая фигура все равно производила великолепное впечатление, и с головы до ног он был совершенным джентльменом, как ему и следовало быть. Дора поверить не могла, что такой мужчина мог удостоить ее хотя бы взглядом.
Карлсон Николлз при виде сына что-то пробормотал, принимая суп из рук Доры.
– Полагаю, это значит, что ты снова отправляешься на войну.
– Я думаю поехать завтра к Энндрьюсам и привезти обратно Эми и Деллу, если, конечно, смогу взять экипаж, – натянуто сказал Пэйс, едва взглядывая на Дору.
– Хорошая мысль. Не понимаю, зачем эта глупая женщина вообще их увезла. Они же члены семьи. И эта проклятая жена Чарли тоже. Передай им то, что я сказал.
И Карлсон оторвал раздраженный взгляд от тарелки с супом.
– Какого черта ты стоишь? Забыл, что ли, как садиться?
На этот раз Пэйс прямо взглянул на Дору, и она с ужасом ощутила, как засален ее фартук, а платье мешковато, и подняла суповую миску, чтобы иметь предлог не смотреть на него.
– Я ожидаю, когда сядет за стол мисс Смайт, – ответил Пэйс все так же натянуто.
Карлсон недовольно фыркнул:
– Тебе придется ждать, пока горы не рассыплются в песок, если ты не возьмешь в руки кнут и не вобьешь немного ума в головы наших черномазых.
Повисло неловкое молчание, и Дора, наконец, нашлась:
– Садись, Пэйс. Я для тебя сейчас накрою. Цыпленок почти готов. Я только отнесу поднос с едой твоей матери и сразу пришлю вниз Энни обслужить тебя.
Она знала, что Пэйсу неизвестно о падении авторитета хозяев в здешних местах. К тому же он сейчас пытался подчеркнуть, что он джентльмен, в ее глазах и в своих собственных, и Дора терялась в догадках, как ему дать понять, что ей никакие доказательства не нужны. Насколько известно, прирожденные джентльмены давно повымерли и, возможно, были никчемные люди в свое время. Она указала Пэйсу на стул и подошла к буфету взять фарфоровые тарелки и серебряный прибор.
Пэйс бесшумно возник у нее за спиной, чем изрядно испугал, и протянул руку к тарелкам. Ее остро взбудоражило присутствие мужчины, который всего несколько часов назад держал ее, обнаженную, в своих объятиях. Она уже прекрасно знала его физическое естество и почувствовала кипучую силу тела, скрытую сейчас элегантным сюртуком. Он едва-едва не коснулся протянутой рукой ее груди, и она задержала дыхание на тот миг, когда он взял тарелку и коснулся пальцев Доры.