Откашлявшись, он провозгласил:
– Гай Марий прав! Все лжеграждане должны быть вычеркнуты из списков и исключены из триб, но этим необходимо ограничиться! Конечно, мне известно, что большинство из вас – и я в том числе! – считает италиков недостойными статуса римлян; однако я надеюсь при этом, что у нас хватит разума понять, что этого недостаточно, чтобы приравнять италиков к варварам. Они цивилизованные люди, их вожди прекрасно образованы, их образ жизни ничем не отличается от нашего. Следовательно, с ними нельзя поступать как с варварами! Они много веков назад вступили с нами в договорные отношения, много веков сотрудничают с нами. Они – наша ближайшая, кровная родня, как верно заметил Гай Марий.
– Во всяком случае, ближайшая, кровная родня самого Гая Мария, – вставил Луций Марций Филипп.
Публий Рутилий Руф обернулся на голос бывшего претора, наморщив веснушчатый лоб.
– Как это проницательно с твоей стороны, – проговорил он ласково, – провести различие между кровным родством и близостью, основанной на деньгах! Если бы не эта тонкость, ты бы оказался накрепко связанным с Гаем Марием, точь-в-точь прилипало! Ведь по части денег Гай Марий тебе ближе отца родного, Луций Марций! Готов поклясться, что ты за один раз выклянчивал у Гая Мария больше денег, чем получил от родителя за всю жизнь. Если бы деньги были подобны крови, то и тебя вполне можно было бы обвинить в принадлежности к италикам!
Сенат грохнул от смеха. Раздались хлопки и свистки. Филипп покраснел, как рак, и спрятался за спинами соседей. Рутилий Руф вернулся к теме выступления.
– Давайте более серьезно отнесемся к наказаниям, предусмотренным в lex Licinia Mucia, умоляю! Как мы можем пороть людей, с которыми нам предстоит и дальше сосуществовать, которые снабжают нас воинами и деньгами? Если некоторые безответственные члены сената поносят других членов сената, основываясь единственно на происхождении последних, то чем мы отличаемся от италиков? Тут есть, над чем задуматься. Плох тот отец, который единственным методом воспитания сына полагает ежедневное битье. Такой сын, повзрослев, не любит отца, не почитает его, а ненавидит! Если мы потащим под кнут свою италийскую родню, то впредь нам придется сосуществовать на полуострове с людьми, питающими к нам лютую ненависть за нашу жестокость. Если мы навсегда закроем им возможность добиваться гражданства, нам придется сосуществовать с людьми, ненавидящими нас за высокомерие. Если мы выгоним их из их домов, нам придется сосуществовать с людьми, ненавидящими нас за бессердечность. Сколько же ненависти на нас обрушится! Гораздо больше, отцы-сенаторы и квириты, чем можно снести от народа, живущего на той же земле, что и мы.
– Тогда загоним их еще дальше, – утомленно проговорил Катул Цезарь. – Так далеко, чтобы нас не касались их чувства. Они заслуживают этого, раз покусились на самый драгоценный дар, какой способен предложить Рим.
– Попытайся же понять, Квинт Лутаций! – воззвал к оппоненту Рутилий Руф. – Покусились, но потому, что мы не отдаем его сами! Когда человек крадет то, что считает принадлежащим ему по праву, то не называет это воровством. Для него это – возврат своего.
– Как он может возвратить себе то, что никогда ему не принадлежало?
Рутилий Руф махнул рукой.
– Что ж, я попытался убедить вас, насколько глупо применять столь устрашающие меры наказания к народу, вместе с которым мы живем, который путешествует по нашим дорогам, составляет большинство населения в местах, где мы строим свои виллы и имеем поместья, который обрабатывает нашу землю, если мы не прибегаем к рабскому труду. Не стану больше распространяться о том, к каким последствиям приведет наказание италиков.
– Возблагодарим за это всех богов! – вздохнул Сципион Назика.
– Теперь перейду к поправкам, предложенным нашим принцепсом – но не Гаем Марием! – продолжал Рутилий Руф, не обращая внимания на укол. – Позволь указать тебе, принцепс, что трактовать иронию другого оратора как серьезное предложение является отступлением от правил риторики. Будь впредь осторожнее, иначе люди скажут, что твое время прошло. Однако могу тебя понять: трудно отыскать нужные слова, когда говоришь, переча подсказке собственного сердца. Разве я не прав, Марк Эмилий? Скавр ничего не ответил и густо покраснел.
– Платные осведомители и телохранители – это совершенно не в римских правилах! – сказал Рутилий Руф. – Если мы пойдем на то и другое, исполняя lex Licinia Mucia, то покажем италийским соседям, что боимся их. Мы покажем им, что новый закон направлен не на то, чтобы карать преступников, а преследует цель подавить в зародыше всякое будущее сопротивление – и чье, наших же италийских соседей! Тем самым мы подскажем им, что у нас имеются опасения, что им куда легче заглотнуть нас, чем нам – их. Столь строгие меры и такие несвойственные Риму действия, как использование платных осведомителей и вооруженных телохранителей, будут свидетельствовать о том, что мы испытываем чудовищный страх, что мы слабы – да, слабы, а не сильны, учтите это, отцы-сенаторы и квириты! Человек, чувствующий себя по-настоящему в безопасности, не прибегает к охране из бывших гладиаторов и не косится через плечо. Человек, чувствующий себя по-настоящему в безопасности, не предлагает вознаграждения за сведения о своих врагах.