Особенно,... 
61 
— Ну, Свечка, — сказал Бакстер, положив письмо и улыбнувшись мне, — тебя не страшит предстоящее возвращение этой поистине сногсшибательной партнерши? Вспомни о судьбе Данкана Парринга!
Я был слишком обрадован, чтобы обижаться на его покровительственные шуточки. Мое сердце билось учащенно. Железы внутренней секреции выбрасывали в кровь соки столь возбуждающие (я чувствовал, как они это делают!), что мышцы мои расширились и я ощутил в себе силу нескольких здоровых мужчин.
— Нет, Бакстер! Меня не страшит ничего, что исходит от моей Беллы. Она добрая женщина и превосходно разбирается в людях. Стоит ей пожать кому-нибудь руку, и она уже проникла в тайники его души. В Парринге она почувствовала самовлюбленного, распаленного самца и повела себя с ним в точности так, как он хотел. По глупости своей он возжелал беспрерывных восторгов. Не ее вина, что этого не может выдержать никакой организм. Я — девственник. Мои восторги с ней будут чередоваться с более мягкими и умеренными проявлениями чувства. Главный удар примешь ты, Бакстер. Если ты не объяснишь ей, как мистер и миссис Свичнет могут усовершенствовать мир, ты ее горько разочаруешь и наш брак расстроится. Тебя-то все это не страшит?
— Нет. Я покажу вам пути совершенствования мира, ясно обозначаемые вашими характерами и склонностями… Что это там?
Время было чуть после полуночи. Как и в ту ночь, когда Белла нас покинула, шторы были раздернуты и в окно светила луна, которую время от времени закрывало несущееся облако. Мы услышали, как внизу в замке повернулся ключ, открылась и закрылась входная дверь, услышали легкие быстрые шаги по ступенькам. Я поднялся ей навстречу, дверь кабинета распахнулась; Бакстер остался сидеть. Она стояла передо мной с похудевшим и резче, чем раньше, очерченным лицом, но с такой же восхищенной и восхитительной улыбкой. Ее дорожный жакет был расстегнут, и я увидел распоротую и вновь зашитую подкладку, увидел на лацкане мою жечужинку. Белла рассмеялась, проследив за моим взглядом, а потом сказала:
— Как хорошо, что вы оба еще не спите и в комнате ничего не изменилось — кроме вот этого. Тут что-то новенькое.
Она подошла к камину и принялась разглядывать стоящую на нем хрустальную вазу с крышкой. В ней хранились наши «затычки».
— Любви вещественный залог! — вскричала она. Сняв крышку, взяла одну, разгрызла в порошок крепкими белыми зубами, проглотила и, распахнув нам навстречу объятия, воскликнула:
— О Бог мой и Свечка моя, как приятно вернуться домой, но что у вас там внизу имеется съестного? Сластями голодную женщину не накормишь. Этому меня научил Данкан Парринг, как и тому, что означает шрам у меня на животе.
Это повернуло ее мысли в другую сторону. Вдруг она пристально посмотрела на Бакстера, черты ее лица еще больше заострились, зрачки увеличились на всю ширину радужных оболочек.
— Где мой ребенок, Бог? — спросила она.
19. Моя самая короткая глава
Не появись Белла так скоро вслед за письмом, Бакстер, я думаю, подготовил бы ответ на этот вопрос; но, прозвучав неожиданно, он вызвал в моем друге ужасную перемену. Не знаю даже, отхлынула кровь от его пергаментно-желтого лица или прилила к нему: в две секунды оно сделалось серо-лиловым. Капли пота, внезапно его усеявшие, не стекали вниз, а летели во все стороны, потому что Бакстер даже не дрожал — он вибрировал. Его мешковатая одежда оставалась неподвижной, но контуры ботинок, ладоней и головы стали размытыми, как линия звучащей гитарной струны. И все же он ей ответил. Из скорбной расселины в огромной, смутно очерченной голове послышался тягучий, гулкий, металлический голос; каждое слово, оставаясь слышным, приглушалось собственным эхом.
— СОБЫТИЯ. ИЗ-ЗА. КОТОРЫХ. У. ТЕБЯ. В. ГОЛОВЕ. ПОЯВИЛАСЬ. ТРЕЩИНА. ТАКЖЕ. ЛИШИЛИ. ТЕБЯ. ТВОЕЙ… ТВОЕЙ… ТВОЕЙ… ТВОЕЙ… Тишина. Его рот силился произнести слово, но воздуха не хватало. Сквозь щель между зубами я увидел язык, поднятый к небу, и понял, что слово начинается с «ж» — жизни. Половина его мозга пыталась поведать Белле правду о ее происхождении, другая половина, подобно мне, страшилась этой попытки.
— Твоей дочери, Белла! — крикнул я. — Удар, из-за которого ты потеряла память, убил ребенка у тебя в чреве!
Бакстер застыл в совершенной неподвижности, глядя на нее глазами, полными ужаса, и широко раскрыв рот. Я тоже замер. Вздохнув, она мягко сказала: «Этого-то я и боялась», — и улыбнулась Бакстеру так ласково, словно и не катились по ее щекам слезы. Потом села на его колено, обняла его за талию, насколько хватило рук, положила голову ему на грудь и, похоже, заснула. Он тоже закрыл глаза, и лицо его постепенно вернуло свой обычный цвет. Некоторое время я смотрел на них, чувствуя и облегчение, и ревность. Наконец сел подле Беллы, обхватил руками ее талию и склонил голову ей на плечо. Она спала, видно, не очень крепко, потому что пошевелилась, чтобы дать мне устроиться получше. Довольно долго мы трое оставались в этом положении.
61 
