Особенно,... 
64 
Я заговорил о нашем браке и высказал пожелание, чтобы он состоялся как можно раньше. Белла ответила, что вначале должна выяснить, не заразилась ли она у мадам Кронкебиль венерической болезнью. Бакстер сказал, что шести недель полового карантина будет достаточно, потом объявил, что устал, отрывисто попрощался и ушел наверх. Мне стало ясно: мысль о том, что Белла выходит замуж за меня, а не за него, все еще причиняет ему боль. Я поделился с ней своим наблюдением, но она только рассмеялась. Нет, она этого не оспаривала — просто расценила как чудачество, которое у него скоро пройдет. Это была единственная область, в которой моя дорогая Белла была нечувствительна к чужой боли. Но когда у нас родились дети, я понял, что блаженная бесчувственность младших по отношению к родителям или наставникам, на которых они привыкли полагаться, — правило, почти не знающее исключений.
Мы поцеловались на сон грядущий, поднялись наверх к двери ее спальни и вновь поцеловались. Она прошептала:
— А ты изрядно окреп, Свечка. В старые времена, когда мы так делали, ты чуть в обморок не падал.
Я сказал, что, увы, стал менее чувствителен — мое тело тосковало по ней так долго, что еще не до конца поверило в нашу встречу. Она тихонько рассмеялась и призналась, что и сама стала не такой страстной.
— Мне хочется скорее миловаться, чем париться, — сказала она, — а у меня ведь не было сносного милованья на всю ночь до утра с тех самых пор, как Парень после Александрии взял моду спать со мной валетом. Ляжем сегодня вместе, незаменимая моя Свечка. Если проложить между нами простыню, я буду чувствовать твои тесные объятия, но не причиню тебе вредал. Хочешь так помиловаться?
Я сказал, что буду счастлив и что именно такой предбрачный обряд широко распространен в сельской Шотландии, где это называется «любиться».
Мы легли в постель и любились, и с той поры мы никогда не спали раздельно, если не считать ее отлучек в Лондон на собрания Фабианского общества.
21. Помеха
Я хоть и атеист, но не доктринер. Когда мы убедились, что Белла здорова, я организовал простую пресвитерианскую свадебную церемонию, решив, что это вполне безвредный и традиционный способ придать бракосочетанию торжественность. Ближе всего к нам была церковь Парк-черч, но я не хотел, чтобы соседские дети устраивали у дверей «кучу малу» и поэтому выбрал Лэнсдаунскую церковь Объединенных пресвитерианцев на Грейт-вестерн-роуд, до которой было не больше десяти минут ходу*. Читатель-англичанин может удивиться, узнав, что обряд назначили на 9 утра 25 декабря. Это была самая ранняя дата из возможных, а Шотландская церковь не считает Рождество таким уж неприкосновенным днем, если только оно не падает на воскресенье. Когда я вел Беллу под руку, а следом за нами Бакстер вел под руку миссис Динвидди, мне было весело сознавать, что этот день люди по всему свету отмечают как праздник, хотя магазины, учреждения и фабрики Глазго были полны обычной деловой суеты.
Утро выдалось морозное. Крыши, деревья и боковые улочки сплошь укутало снегом, но шагалось нам легко — Бакстер заплатил ватаге мальчишек, и они расчистили нам тропинку от дома до церкви. Тропинка спускалась через парк по склону холма, но скользко на ней не было, потому что ее щедро посыпали солью. Морозный туман, щекотавший нос легким запахом дыма, ухудшал видимость только на дальнем расстоянии, и я заметил, что перед нами в церковь вошли какие-то люди. Это меня озадачило. Я предполагал, что, помимо Бакстера и миссис Динвидди, не будет ни свидетелей, ни гостей. Белла хотела пригласить мисс Макта-виш, Парринга, Астли и мадам Кронкебиль, желая показать им, «что все хорошо, что хорошо кончается» (ее слова). В конце концов мы убедили ее, что, собравшись вместе, эти люди изрядно смутят друг друга, и договорились, что не позовем никого и объявления давать не будем. Но пастор, разумеется, должен был заранее огласить имена вступающих в брак, дабы убедиться, что к нему нет препятствий.
Мы вошли в церковь точно в назначенное время — часы показывали без одной минуты девять — и увидели, что неф совершенно пуст, если не считать группы из пяти человек, сидящих в одном из передних рядов. «Кто это такие?» — спросила Белла, но я не знал; я заметил только, что один из них необычно высок, худ и похож на военного. Почему-то меня бросило в дрожь. Мне почудилось, что вот-вот случится несчастье и что мы с Беллой уже много раз вступали под руку, минуя эти же скамьи, в это же несчастье. Я словно увяз в дурном сне и во что бы то ни стало должен был проснуться. «Держись, Свичнет!» — шепнул мне Бакстер столь повелительно, что я вскинул на него глаза. Он кивнул мне, и я понял, что он предвидел все, что может случиться, и готов к этому. Я крепче прижал руку Беллы и двинулся вперед с отвагой христианина, знающего, что Бог на его стороне.
64 
