Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
23 
– Хотел бы я пойти с тобой, – задумчиво проговорил Джеймс.
– Почему бы и нет?
– Остановить клинику? Нет уж, Джошуа, иди один. Потом расскажешь…
– Собираешься поговорить с Маркусом? – спросил Эндрю.
– Конечно. Если разрешат. И если он захочет. Хотя… Он захочет, я уверен: сейчас он готов ухватиться за любую соломинку, лишь бы выбраться из передряги, в которую попал.
– Ему предъявят обвинение в убийстве, – сказала Мириам. – И наверняка признают виновным.
– Скорее всего. Хотя все зависит от того, как суд истолкует мотивы его действий.
– А как думаешь ты, Джош? Он убил преднамеренно?
– Трудно сказать, не видев человека. Во всяком случае, многие в этом убеждены. Да Маркус и сам признал, что целился из ружья, точно зная, что на мушке – человек. Но я, честно говоря, не знаю. Не уверен, что человек вроде Маркуса может жаждать чьей-то смерти. Конечно, выскочив из дома, он был зол. И – одинок. Один, в тумане… Туман обостряет чувство заброшенности, ощущение тревоги. Нет, я не знаю, Мирри.
– Если не хочешь брать с собой Джеймса, возьми хотя бы меня, – сказала Мэри.
– Нет, я пойду один.
Никому из Кристианов и в голову не приходило, что в мечтах она то и дело уезжает из этого дома, уносится далеко-далеко туда, где потребуются нерастраченная ею способность любить, где нет семейной тирании. Прояви она побольше настойчивости, захлопай радостно в ладоши, как ребенок, которому обещана прогулка, – конечно же, Джошуа взял бы ее с собой. Она же, натолкнувшись на отказ, замолчала и ушла в себя. Пусть, пусть! Вокруг нее тупые, бесчувственные люди, совсем не думающие о Мэри. Бог с ними. Она освободится от них, обязательно освободится.
Автобус тащился долго: водителю то и дело приходилось сворачивать на обочину, чтобы высадить пассажиров, а обочины давно не чистились и заросли сугробами: сил хватало только-только на то, чтобы поддерживать порядок на магистралях между крупными городами да на городских мостовых.
Начнись слушание дела на неделю раньше, дорога была бы в более приличном состоянии. Но оттепель оказалась недолгой: пошел снег, подморозило. Снегопад застал их в Миддлауне и сопровождал до самого Хатфорда. Это тоже не прибавило автобусу скорости. Джошуа удалось снять номер в мотеле неподалеку от суда. Как и в большинстве гостиниц, здесь едва-едва топили и в номерах ртуть термометра поднималась не выше семнадцати градусов, да и то с шести утра до десяти вечера; зато столовую украшал электрический камин с фальшивым поленом. Спустившись в столовую, Кристиан удивился, что здесь так людно, и тут же догадался, что все эти люди приехали в Хатфорд, как и он, из-за суда над Маркусом. Это могли быть журналисты. Он узнал Бенджамина Стайнфельда: маэстро одиноко ужинал за столиком в углу. За другим сидел мэр Детройта Доминик д'Эсте, рядом с ним – бледнокожая брюнетка, лицо которой показалось ему вроде бы знакомым. Идя через зал, он оглянулся на нее. Удивительно: женщина ответила ему приветливой улыбкой и легким поклоном, в которых угадывались готовность и желание познакомиться. Нет, это не ведущая какой-нибудь популярной телепрограммы. Но где-то он ее видел. Вот только где?
Он сел за столик по соседству с д'Эсте и его спутницей. Официантка, явно уже уставшая, с горестной миной подала Кристиану меню. Доктор Кристиан улыбнулся – и лицо ее озарилось радостью. «Какая все же сила заключена в человеческой улыбке! – подумал он. – Но почему тогда, используя улыбку и смех, чтобы исцелить человека, рискуешь навлечь на себя презрение высокоученых психотерапевтов?»
Выбор блюд в мотеле оказался неплох. Как ни странно, доктор Кристиан, остававшийся равнодушный к кулинарным шедеврам Мамы, за пределами родного дома делался почти гастрономом. Особенно в деловой поездке. Все с той же улыбкой он заказал похлебку по-новоанглийски, жареного цыпленка и салат по-русски.
Маэстро Стайнфельд уже пробирался к выходу, на прощание раскланиваясь со знакомыми, но остановился у стола детройского мэра. Мэр представил ему свою спутницу, и маэстро склонился к ее руке. При этом волосы упали ему на глаза. Выглядело это несколько театрально. Особенно когда он резко вскинул голову и роскошная грива вернулась в исходное положение, будто прическа конструировалась искусными парикмахерами специально ради таких впечатляющих дивертисментов. Доктор Кристиан краешком глаза наблюдал за соседями и посмеивался про себя. Принесли похлебку, и он сосредоточился на дымящейся тарелке. От десерта доктор отказался: и без того сытно и вкусно.
23 
