Последние отзывы

  30  

— Не беспокойтесь, — пробормотал он, — я постараюсь не расставлять ноги. Или, если хотите, могу даже двумя полотенцами обмотаться!

— Да дело вовсе не в вас, а во мне самой! — возразила Эвелин Арбутнот. — Я сама виновата. Никак не ожидала от себя такой слабости. И очень себя за это корю. — Помолчав, она добавила: — Простите, сэр, но карат-то нет! — И повесила трубку. Зато пришла горничная и вместо халата принесла Уоллингфорду зубную щетку и маленький тюбик зубной пасты.

В Токио довольно сложно попасть в неприятное положение, даже если носишь набедренную повязку из махрового полотенца. И все же Уоллингфорд нашел, во что вляпаться. Поскольку есть ему не очень хотелось, он позвонил не официанту, а массажисту — в списке гостиничных услуг это называлось «Лечебный массаж». И совершил большую ошибку.

— Два женьшеня? — спросил на том конце провода мужской голос. Так по крайней мере послышалось Патрику, но все же он понял, о чем идет речь.

— Нет, нет… не «две женщины», а просто массажист, — попытался он разъяснить. — Один массажист. Я ведь мужчина, и я один…

— Два женьшеня? — вкрадчиво переспросил невидимый собеседник.

— Да все равно! — махнул рукой Уоллингфорд. — Это что, шицзу?

— Два женьшеня или ничего! — сказал японец угрожающим тоном.

— О'кей, о'кей, — покорился Патрик. Он открыл банку пива из мини-бара и стал ждать, завернувшись в махровое полотенце. Вскоре в его дверь постучались две женщины.

Одна из них внесла столик с отверстием, прорезанном на одном конце столешницы — видимо, для лица лежащего пациента. Столик напомнил Патрику о средневековой камере пыток; к тому же руки у женщины были как у боксера. У другой — она принесла несколько подушек и одеяло — ручищи тоже были о-го-го.

— Привет, — сказал Уоллингфорд. Женщины, подозрительно взглянув на него, уставились на обмотанное вокруг бедер полотенце.

— Шицзу? — спросил Патрик.

— Нас двое, — сообщила одна из женщин.

— Это точно, — подтвердил он, не понимая, зачем они явились вдвоем. Чтобы побыстрее сделать массаж? Или удвоить цену?

Патрика сунули носом в отверстие, и он уставился на босые ноги той массажистки, которая изо всех сил надавила локтем ему на шею; а вторая — то ли локтем, то ли коленкой, — уперлась ему в крестец. И тогда Патрик, собравшись с духом, спросил напрямик:

— А почему вас двое?

Он страшно удивился, когда мускулистые массажистки захихикали, точно малолетки.

— Чтоб не изнасировари, — пояснила первая.

— Два женьшеня — никакого насирия, — поддержала ее вторая.

Пальцы, локти и колени вдавливались все глубже процедура оказалась довольно болезненной. Но сильнее всего задело Патрика их предположение — неужели он способен так низко пасть, чтобы изнасиловать массажистку! (Опыт его общения с женщинами все же укладывался в определенные рамки: женщины сами стремились завлечь его в постель.)

Когда массажистки ушли, Уоллингфорд едва мог пошевелиться. Он с трудом добрел до туалета, помочился и почистил зубы, а потом рухнул в постель. Недопитая банка пива так и осталась на прикроватном столике. Надо бы убрать, подумал он, иначе вонь завтра будет страшная, но подняться снова уже не было сил. Он напоминал себе спущенный воздушный шарик. Мгновенно уснув, Уоллингфорд проснулся утром в том же положении — на животе, вытянув руки вдоль тела и прижавшись правой щекой к подушке, а носом уткнувшись в левое плечо.

Он встал, чтобы открыть дверь официанту, принесшему завтрак, и убедился, что не может повернуть головы. Шею будто заклинило; теперь он мог смотреть только влево. Хорош же я буду, когда придется речь толкать, сказал себе Патрик Впрочем, сперва еще требовалось умыться и позавтракать — испытание не из легких, когда взгляд упирается в левое плечо. Труднее всего ему далась чистка зубов — он мог делать это только своей единственной, правой рукой, а голова его при этом была сильно повернута влево, да и принесенная горничной зубная щетка оказалась чересчур маленькой и с очень короткой ручкой.

Хорошо хоть чемодан вовремя вернулся из путешествия на Филиппины, поскольку из прачечной, конечно же, позвонили и принялись извиняться: одежда не готова, потому что ее «порожири куда-то не туда».

— Ничего не потеряри, просто порожири не туда! — надрывался голос в трубке. — Простите, сэр!

Когда же Уоллингфорду наконец удалось открыть чемодан (не без труда, поскольку перед глазами неизменно маячило левое плечо), то оказалось, что и сам чемодан, и все его содержимое порядком отдавали мочой. Он тут же бросился звонить в авиакомпанию.

  30